Александр Карнишин - Будни директора школы. Не дневниковые записи

– Зачем вы это делали вообще?

– А разве вам не интересно, как к вам относятся ваши ученики?

– Главное, как я к ним отношусь!

– Ну, почему же… Вот, кстати, у вас очень неплохой рейтинг. Не первое место, но все же в первой пятерке. А нас ведь, учителей, семьдесят человек. Дети понимают, что вы стараетесь работать. Правда, среди любимых вас нет…

– Мы не обязаны всем нравиться! Мы должны их учить, а они – учиться!

Поднялась другая, постарше:

– Скажите, а разве это этично? Ведь дети практически ставили нам оценки…

– А когда мы им ставим – это этично? Какая странная жизнь. Вам оценки ставить можно. Им – нельзя. А то, что они все равно оценки ставят – вы как будто и не знали? Только устно и грубо. Эта – дура. Эта – курица. Эта – крыса. Вы помните надписи на столах? Это были ваши оценки!

– Но это же… Это же неправильно, в конце концов!

– Почему? Я дал возможность вам выяснить, что думают старшеклассники о нас. Кстати, вы у них «в авторитете».

– Ой, да бросьте…, – раскраснелась она. – Все равно не самая лучшая. Все равно лучшие – те, кто меньше требуют…

– Да? Может, сравним, кто больше ставит двоек? Вот вас и меня – сравним?

– Ну, вы – другое дело… Вы – директор. Они вас и поставили на первые места.

– Нет. Смотрите: авторитет у меня высокий, судя по анкетам, а учитель я – еще не самый лучший. И это дает мне знания, что и как исправлять в своей работе.

– И все же, скажите, зачем вы так с нами?

– Не с вами! А – вам. То, как школьники к нам относятся, они и так знают, без наших анкет. А вот вы – знаете ли? Думали, что знаете, а теперь обижаетесь на правду?

– Но они же поставили на первое место молодую!

– Да. Видимо, она нашла какой-то ключик. Правда, авторитета и строгости ей не хватает, так и выходит по анкетам, а учитель из нее – хороший.

– Что ж мне теперь у нее учиться, что ли?

– Ну-у-у… Не учиться, а на урок к ней я лично схожу. И вам рекомендую.

– Я лучше – к вам. А то мои пищат от восторга, судя по анкетам.

– Хорошо. В любое время приходите. Мне будет интересно ваше мнение…

Педсовет закончился, но еще долго шумели и обсуждали учителя итоги первого анкетирования. А некоторые приходили после уроков к директору и с ним вместе сидели, разбирались с оценками, которые вынесли им (им, учителям!) старшеклассники.

Через месяц директор школы поинтересовался у завуча, на которую возложил работу с молодыми учителями:

– Ну, как наша молодежь? Не жалуется?

– Нет, не было ничего.

– И никто не высказывал им ничего по итогам анкетирования?

– Да было пару раз, но я тут прикрутила немного…

– Молодец! А как вообще молодежь к анкетам?

– Им понравилось. Им завидно, что одна – в лучших, а их как будто и не заметили. Хотят в будущем году тоже в лучшие пробиться.

– И это правильно, как говорит наш генеральный…

– И еще, извините, такой вопрос… Вот, я заметил, вы говорите, когда вызываете к доске «девочка», «мальчик», а по имени почти никого. Это у вас прием такой, что ли?

– Да, я во всех классах веду! У меня головы не хватает на темы урока, а вы еще мне про имена! Не запомню я их!

– Ну, да, конечно… В школе больше тысячи учеников, половина почти проходит перед вами… Хорошо, я подумаю.

Директор школы тоже вел уроки. Полгода он вживался в школу, всматривался в лица, и многих уже узнавал в лицо, но по именам мог перепутать даже тех старшеклассников, кто ходил к нему на уроки. А, ведь, проблема! Хоть и маленькая…

На ближайшем педсовете маленькая проблема перестала быть ею. Учителя начальных классов поделились своим давнишним опытом: они просто в самом начале года рисовали на листке класс – вид сверху. Вот это – стол учителя. Это – доска. А вот так стоят столы. И затем вписывали имена и фамилии всех учеников в соответствии с тем, кто и как посажен.

– А разве вы их не пересаживаете?

– Пересадили – перерисовали. Что тут трудного? Бумажку нарисовать – трудно, что ли? Пять минут! Зато всех помним и видим!

И, правда. Трудностей особых не было. Тем более что количество столов в стандартных классах-кабинетах было практически одинаковым. Через неделю в каждом классном журнале в самом конце, к обложке, был подложен разлинованный листок с фамилиями и именами.

Одновременно была решена еще одна, уже не такая маленькая, проблема. Кто не знает, что написано на ученических столах, особенно на последних? А? «Раиса-крыса!». Это про историю. «ФАК ю!». Это на физике. А вот в этом кабинете просто плотно-плотно расписаны чуть не все столы.

В один день, в пятницу, была проведена генеральная уборка. Что можно – отмыли. Что уже не поддавалось мытью – перекрашено.

И в понедельник началось…

Сразу после первого урока учителя прошли по своим кабинетам, посмотрели на парты. Та-а-ак. А вот тут опять какой-то… Что значит – какой-то? Ну-ка, журнал этого класса? Ага. Вот здесь кто. Через минуту виновник стоял перед учителем.

– Ты что тут натворил, а? Мои мелкие, значит, тут отмывали все, а ты, обалдуй великовозрастный…

– А чо вы обзываетесь, а?

– Я обзываюсь? Ты смотри, что ты тут написал! Сейчас к директору, за родителями, и пусть они тогда отмывают за тобой!

– Чо сразу к директору-то? Я и сам…, – он достает из сумки стирательную резинку и старательно вычищает все надписи.

Еще несколько таких случаев было. Один раз все же пришлось приглашать родителей, и они пришли, тщательно отмыли стол после своего отпрыска, а он больше не занимался «настольными росписями» после этого. И – все. Как отрезало.

Проблема оказалась настолько мелкой, что, когда через полгода о ней упомянул директор, никто даже и не вспомнил, как это было еще совсем недавно, когда «настольными росписями» были покрыты почти все столы.

Директор с женой шел от школы, которую он только что лично закрыл на замок, положив ключ в карман, в сторону своего дома.

– Во! Это же наш директор школы! – громко раздалось справа, от кучки сидящих на ограждении газона парней. – Привет, директор!

Директор мягко снял пальцы жены со своей руки и подошел поближе:

– Ну, привет, привет…, – он узнал одного из тех, кто был вынужден покинуть школу по его требованию. – И что было так орать-то?

– Здорово, директор, – вскочил тот и протянул руку, оглядываясь на дружков: мол, как я лихо с ним, а?

Директор мгновение помедлил, глядя на пятерню, а потом крепко пожал, и в пожатии, пока сустав был напряжен, резко толкнул от себя. Парень, по-киношному задрав ноги, кувыркнулся через ограду спиной на ярко-зеленый газон.

Под общий хохот директор скучным голосом произнес:

– И сколько тебя еще учить, чтобы не совался первым к старшим с рукопожатиями?