Симон Либертин - Prototype466. Роман о современном искусстве, антироман

Мы на презентации выставки. Здесь ходили, словно обмякшие груши для битья, приглашенные держатели VIP-карт галереи. Все они занимались привычным делом – непринужденно беседовали, попивая золотистое полусухое шампанское. В них и их манерах читалась принадлежность к усредненному типажу, напоминающему о вялых и, на деле, довольно занудных персонажах-интеллектуалах Уэльбека. Шампанское в их бокалах шипит в той же обрыдлой тональности, что и они. Говорят, благодаря особому смешиванию сортов винограда пино нуар и шардоне с небольшой добавкой пино менье, в готовом напитке от Луи Редерера появляются пузыри большего размера, чем у других игристых вин. Так уж говорят, я же – застал те времена, когда и информационные пузыри были герметичней.

Зал, с пола до потолка забрызганный кислотно-синими красками в тон кричащих неоновых надписей « СЧАСТЬЕ НЕ БЕСПЛАТНО» (HAPPINESS IS EXPENSIVE) и « ПЯТЬ СЛОВ ВЫВЕДЕНЫ ОРАНЖЕВЫМ НЕОНОМ», венчал стоящий на круглом столике двухметровый марципановый Майкл Джексон, нежно обнимающийся с Розовой Пантерой. Этот цельно-глазурированный глюкозный тандем производил впечатление если не сакральной, то предельно намоленной скульптуры. Сегодня многие пришедшие сюда задаются вопросом: Совершит ли Дилан Керст побег из своей вестминстерской темницы (по слухам, сейчас он обитает там, оставив паукам Луиз Буржуа свой трехсотлетний дом в Девоне), чтобы вместе с нами почтить память и отведать короля поп-музыки?

Скульптура – это не только запечатление жестов, но, как и любой предмет искусства, всегда является резервуаром для чего-то большего. Задача лишь в том, чтобы понять, что одна эта работа может рассказать нам о целой эпохе.

Что мы можем понять об идеологии эпохи, глядя на торт Джеффа Кунса или на его же сияющую глянцевыми бликами нержавеющую стальную скульптуру «Надувного щенка»?

Все его экспонаты укладываются в по-детски беззаботный калейдоскоп образов, созданнный будто бы в компьютерную эру: детские надувные игрушки для купания – как стереотипные для китайского ширпотреба персонажи, так и персонажи марвеловских комиксов вроде Халка с садовой телегой и надувного омара для бассейна, садовые гномы, мультяшные обезьяньи головы, паровозики с глазами, обнаженные девушки, прямиком из игрушечного варианта Playboy, запряженная лошадьми карета. Цвета – четкие, и решительно яркие.

Когда я потом, уже дома, абсорбировал немного сладковатого дымка, мне приснилось как Господь, облаченный в лик, внешне походящий на Бена – с той же неряшливой мужицкой величественностью, провел меня в облачный зал с голограммой Вселенной, которая оказалась и впрям элегантна, потому что походила на неотрендеренное сечение кремового торта со взбитыми сливками. И молвил Отец наш:

– Вот, Джейсон, теперь ты единственный из существ человеческой разновидности, которые увидали мою необъятную вселенную целиком. По иронии моего, то есть Господа, замысла она очень похожа на ваш земной десерт от Джеффа Кунса, выполненный в форме вашего Майкла Джексона, в объятья которого упала Розовая Пантера моя.

Архетипический образ и икона всего десятилетия – «Кролик» Джеффа Кунса, так же изготовлен из полого металла, и, с виду, будто бы, неодушевленными руками. Кролик этот покрашен, сияет и переливается, как может сиять и переливаться лишь полированный нержавещий металл. Воспринимайте его как танец под музыку времени, просто смиритесь – такова изнанка красоты.

Итак, сегодня и я оказался среди них. Художника теперь уже и не отличишь внешне на вернисаже. Художник, явившийся на подобную ярмарку искусства, похож на подростка, который вваливается в спальню родителей, когда те занимаются сексом. Художник ходит по выставке, разглядывает нарядные, но вызывающие лишь жалость люминисцентные шедевры, соседствующие с объектами, внешне неотличимыми от тушек уснувшей вечным сном выхухоли, и думает:

– Боже, помоги мне выжить в этой мясорубке культуры потребления.

На широкой стойке стоял профессиональный микшерский пульт, и я протянул руку к бутылке с водой с большой осторожностью, ведь из микшера опасно торчал пучок разноцветных проводов – красных, синих, зеленых – словом, в отличие от клише из голливудских боевиков, рисковать с ними совершенно не стоило. Иначе, могло случиться что-нибудь действительно непоправимое, не взрыв тринитратолуола, конечно, но из динамиков могла начать играть, например, «авторская диджейская музыка», Боже упаси. Ульрихт тоже подошел прямо к стойке, подошел с деланной уверенностью, но не поздоровался. Чем лучше у него шли дела, тем дольше он вас не узнавал, и, похоже, сегодня он хотел, чтобы все знакомые знали, как хорошо у него идут дела. Заметив довольную физиономию моей помощницы Пинк, он медленно оборачивается, оглядывает неоновые надписи и снова поворачивается ко мне.

– Какая-то комедия, я полагаю?

Никогда еще слово комедия не приобретала обличия столь низкого, вульгарного и достойного всяческого порицания.

Бен, кажется, уже вошел в довольно романтическую стадию отношений с местным мини-баром и качался на ходу как едва умеющий ходить младенец. Ульрихт, напротив, почувствовал себя здесь как полу-дохлый лосось в Живой воде. Если вы знаете лучшее сравнение для Ульрихта на этой вечеринке, чем «полудохлая рыба в живой воде», вставьте его, пожалуйста, сюда.

Я ждал момента, когда в местном, практически, стерильном воздухе, наконец, потянет кальвинистским душком и Куратор с Хансом-Вильгельмом Ульрихтом начнут обсуждать дела. Не успел я сделать еще одного круга по галерее, как Бен подвел Ульрихта к Бернару Арно, вокруг которого уже собралась пара инвесторов помельче, и начали что-то тихо обсуждать. Это их работа, и, думаю, лучше не лезть в бутылку, когда галеристы, критики и Куратор обтяпывают дела, пускай, и пытаясь крутить за вашей спиной карты. В конце-концов их успехи будут иметь непосредственное отношение к толщине вашего кошелька. Слышал, как они называют это несколько примитивно: «Продажа творческого продукта».

Вся эта дискурсивная конструкция с первого же взгляда сильно напоминает переиначенную формулу Маркса («Товар – Деньги – Товар»), только здесь она обозначалась так:

«Галерист – художник – галерист» или « Галерист-художник-деньги-художник-галерист ». Галерист здесь, и вправду, образовывал исходный и конечный пункты движения. В первой формуле роль посредника во всем процессе играют деньги, во второй, наоборот, – художник.

Помню, как перед уходом среди гостивших здесь людей я заметил подстриженные бобриком волосы. Пришел Дилан Керст. В его игривом взгляде пятидесятилетнего мужика я прочел его намерение выпить побольше коктейлей и прилюдно снять штаны, оголив зад. Старого пса не научишь новым фокусам.