Валерий Протасов - Река времени. Дневники и записные книжки

Бывает, с человеком долго не соглашаешься, не желаешь видеть в нём то, что не видеть, не признавать мудрено. Но мы умудряемся не видеть.

Время течёт, ни на миг не останавливаясь, как вода в реке. И если б мы замечали и чувствовали эти изменения, заключённые в каждом миге, это сначала, наверное, было бы страшно, а потом изменило бы всё.

Дома человек, как в горних, а вниз сойдёт, на улицу, попадает в чистилище, а то и похуже.

Современное человечество слишком занято мыслями о жизни как об источнике удовольствия, а смертно оно так же, как и прежде. Думать о смерти, конечно, бессмысленно, но не думать нельзя. Каждая смерть близких выбивает клинья из нашей жизни. Вся жизнь человека между жизнью и смертью. А мы живём гордо, как бессмертные, пока беда не переломит нам хребет.

Скверны преисполнен человек и постыдных помыслов и в смертях близких своих повинен. Вот о чём подумать бы надо. Всё изначала для себя и через себя, да не всё на пользу себе и другим.

Жизнь всему даёт место и всё превозмогает. Не из одних радостей состоит она и не из одних печалей. Всему своё время. И во имя жизни надо забывать о смерти. Живым ― живое. И мило думать о живом. И оттого что жизнь не вечна, она только прекраснее и дороже. После холода и мрака болезни, когда призрак смерти, кажется, заглянул нам в глаза, несказанно приятно возвращение к жизни. Так что удивительного, что люди больше думают о жизни, а не о том, что за ней? Жизнь ― всё, за ней ― ничто.

Как, в сущности, страшно то, что называется жизнью! Насильственные смерти, несчастья, болезни, сердечные огорчения… Люди медленно убивают друг друга жестокостью, равнодушием, непониманием, часто не замечая этого. И вот кто-то не выдержал, сорвался, перерезал нить. Жизнь ― единственное, чего нельзя повторить.

Утешаемся тем, что за зло бывает возмездие, и сами зло творим. Но разве возмездие ― это то, чего ждала наша душа? Месть – только отблеск справедливости. Душа же наша безутешна не оттого, что нет возмездия, а оттого, что зло совершилось, и этого уже не отменить, не поправить, не сделать не бывшим. Нет пути назад. А путь вперёд неужто только через ответное зло? Но что оттого, что ты отплатил за обиду? Обиду ты тем всё равно не смыл и зло не исправил. Одно прощение всё примиряет. Но нет ничего труднее и ничего легче подвига прощения. Может быть, главное в русском характере ― это способность прощать и забывать.

Смысл нашего общественного воспитания сводится к тому, чтобы отучивать от естественности и приучать к лукавству и двуличию. И на это тратятся лучшие силы человека! И вот он слаб, нерешителен, труслив и противен сам себе.

Отчего люди не любят друг друга? Начинается с того, что человек ненавидит сам себя и от этого ненавидит весь мир.

Посмотришь вокруг, послушаешь: Господи, откуда такие лица, жирные, тупые, самодовольные? Думаем, гадаем: откуда да отчего? Массовую культуру придумали. Она, дескать, виновата. Но и массовая культура может быть разная.

Смотрю по телевидению передачу о книгах с неким ведущим и вижу: не любят её создатели ни чтения, ни книг, ни людей и не знают, как следует, ничего. Сидит этакий ведущий со значительностью на сытом круглом лице с заплывшими глазками, рассуждает о чём-то, в чём ни мысли свежей, ни живого слова. А тело, облаченное в дорогой костюм с нахальной змейкой галстука на белом, так и дышит избытком довольства. И мурлычет он свои должностные канцелярские оды всем генералам от литературы и их книгам напропалую.

Ближе к ночи фильм «Осенний марафон». Сначала показалось, что это история о безвольном человеке, опутанном ложью. Но лжёт-то он от человечности, мягкости, деликатности, жалости к людям. И фильм не только о нём, но и о тех, кто этой мягкостью пользуется. Ложь может быть или не быть (часто она вызывается обстоятельствами), но если не будет человечности, зачем и для кого тогда правда?

На кафедре литературы говорил с учёной дамой о русском языке. Пробовал втолковать, что язык, которым пишут и говорят сейчас образованные люди, газетный, почти сплошь из штампов, ужасно книжный, со множеством заимствований, не русский по духу своему, да и словарю тоже. В нём нет музыки, исчезли пословицы, живые народные обороты.

Серый, безличный, внешне грамотный язык, как волной, смывает плодоносный слой живой речи, на которой взошла вся русская литература, слизывает, как корова языком.

И ещё беда. Чужая лексика, подобно саранче, съедает зелёное поле родного языка. Это вторжение идёт от равнодушия к отеческому слову, от презрения к нему. Добро бы ещё обогащались понятия от прихода иноязычных «гостей», а то ведь и того нет. Больше ли говорят такие замены русскому слуху, красивее ли они? Нет. Многие слова теряют свое нравственное содержание. Вместо «взяточничество» ― «коррупция». Вместо: «хорошая книга» ― «информативный текст». Теперь не говорят: «иди быстрее», а «в темпе». Примеров множество.

То, что стремились сделать наши враги силой: истребить языковое сознание, делает добровольное языковое предательство. Своими руками подрезаем корень народности, отказываемся от родства с предками, давшими нам жизнь, землю, слово.

Но если это измена, то надо прямо так и сказать. Укол стыда в сердце может помочь очнуться.

Создатели искусственного языка забыли мудрое правило: не предписывать языку законов, а следовать им. Глухота грамматики перешла и в создаваемый ими язык.

Давайте же говорить на живом, а не на выведенном в пробирке, вымороченном русском языке!

Но как же быть с уродливыми словами, которые, как сорняки в поле среди добрых злаков, встречаются и в народном языке? Язык, конечно, нуждается в защите. И здесь нужны чуткое ухо и понимание красоты.

Всё чаще слышим, как скороговоркой выпаливаются слова, занесенные ветром из бумажного, канцелярского языка: «лимитирует», «локализует» и т. п. Всё то же можно сказать и на своем природном языке, но людям хочется чего-то нового. Это можно понять. Однако за иностранными словами с ничего не говорящими русскому уху корнями так легко прятать расплывчатость смысла, незрелость суждений, плохие намерения, приблизительность знаний и всяческую пустоту. Пёстры слова, удивляют небывалой формой, а за ними ни души, ни мысли, одно блудословие, язык без костей, и человек без стержня. Отсюда же и лжеучёность, смешение простых понятий, привычная кривда вместо прямодушия, и растление душ.

То же и в музыке. Русское слово не ложится на ритмы новой эстрадной и рок-музыки. Значит, надо искажать произношение самых простых слов до неузнаваемости. Несовпадение ритма ― признак чужеродности этой музыки нашему речевому началу. Но блудные дети не смущаются, а даже как бы щеголяют, кокетничают этим ломаным, полурусским наречием. И всё это оборачивается бесчестьем языка и народной души.