Татьяна Мищенко - По маленьким дорожкам

Перед дальней дорожкой Ермолай решил побаловать себя водочкой. Не то чтобы очень хотелось выпить, а так, на всякий случай, чтобы форму не потерять. Едва спиртное дошло до мозга, на пьяницу снизошло откровение, смысл которого заключался в том, что жизнь прекрасна и удивительна.

От внимания Алисы не ускользнула резкая перемена настроения у своего напарника, и она догадалась от чего именно, произошла такая метаморфоза. Но это знание она никак не обнаружила, справедливо рассудив, что если сейчас начать ругаться, то они уже вообще никуда не поедут.

И вот, около одиннадцати часов утра, «Москвич 412» с красным от стыда водителем и беспристрастной пассажиркой, забряцав всеми деталями, тронулся в дальнюю дорогу. Попутчики главным образом молчали, и лишь изредка перекидывались краткими репликами. Ермолай воспользовавшись столь благоприятной ситуацией (он не сомневался, что Алиса будет трещать всю дорогу и приставать с глупыми вопросами), решил поразмышлять на досуге о своей неудачно складывающейся жизни. Но отчего-то всё никак не мог сосредоточиться. Покопавшись в чувствованиях, обнаружил, что помехой, как не печально признавать, была девушка сидящая так близко на пассажирском сидении.

Не то чтобы она волновала Ермолая… Вчерашняя эйфория от бурной встречи прошла. Лопухов уже составил своё мужское мнение насчёт Алисы: неуравновешенная истеричка, конечная психопатка. А он всегда сторонился таких женщин.

В мединституте преподаватель по психиатрии, не раз любил говаривать своим студентам: «Бойтесь истеричек! При любой возможности бегите от них!». И как бы спохватившись, добавлял: «Конечно, если общение с данными особами, не будет входить в круг ваших профессиональных обязанностей».

Психиатром Ермолай не стал. В его стоматологический кабинет время от времени наведывались чрезмерно эмоциональные особы, но тот, кто предупреждён – вооружён, и Лопухов всякий раз умело купировал начинающийся припадок.

Так отчего он всё время отвлекался мыслями на Алису? Кстати, он только теперь разглядел, что она сегодня была одета весьма странно. На дворе июль, а эта ненормальная облачилась в чёрные джинсы, чёрную водолазку, а на голове туго повязанная чёрная капроновая косынка. Завершали ансамбль белые кроссовки. Более разумные соплеменницы Алисы, щеголяли в нарядах максимально демонстрирующих их прелести, а она наглухо запаковалась, словно отгородилась от внешнего мира.

– Ты почему так тепло одета? – пробуя открыть окно, чтобы впустить в салон толику свежего воздуха, полюбопытствовал Ермолай.

Алиса не отрывая взгляд от дороги, немного подумав, всё же удосужилась ответить:

– У меня траур.

Ермолай похолодел. Неужели бабуля не открыла правду? Ну и ведьма! Заставляет внучку страдать, причём сознательно.

Лопухов, несмотря на стойкую антипатию к девушке, всё же пожалел её. Тщательно подбирая слова, сообщил, что её возлюбленный жив.

– Я знаю, – спокойно выслушав блеянье Ермолая, ответила Алиса.

– Тогда по какому поводу траур? – вконец растерялся Лопухов.

– Я скорблю по потерянной любви!

«Фу ты, ну ты, пальцы гнуты! Какие мы серьёзные!». Ответ Алисы вызвал в душе Лопухова не только раздражение, но и откровенную злость. Он страстно хотел теперь, поскорее решить проблему с Вовкой, и навсегда распрощаться с неадекватной девицей.

Маленький провинциальный городок Жилкинск, похожий на все населенные пункты, обладающие подобным статусом, встретил путешественников не радостно, но и не агрессивно. Городок просто остался равнодушен к визитерам. Вот если бы они взъехали в провинциальное обиталище на презентабельном автомобиле, то возможно, местные жители и обратили бы хоть какое-то внимание на чужаков. А так, у половины горожан были подобные ретромобили, и потому, колымага непрошеных гостей, вполне органично вписалась в повседневный уличный городской пейзаж Жилкинска.

– Вы не подскажете, как проехать к детскому дому? – обратился Ермолай к молодой женщине с коляской.

Новоиспечённая мамаша, была рада указать незнакомцам дорогу. Ещё бы! В её однообразных буднях, ограниченных лишь интересами ребёнка, появилось хоть какое-то развлечение. Чрезвычайно оживившись, она принялась слишком подробно объяснять, в каком направлении следует двигаться. Лопухов уже перестал вообще что-нибудь понимать, и решил, что быстрее будет доехать по наитию, чем выслушивать подробный отчёт выпавшей из жизни говоруньи.

Вежливо, насколько позволяло готовое лопнуть терпение, он поблагодарил недавнюю роженицу, и «утопил» педаль газа.

Жилкинская администрация, полагая, что асфальтированные дороги непозволительная, да и пожалуй, никчемная роскошь, для малонаселённого муниципального образования, озаботилась лишь тем, чтобы засыпать дорожные рытвины огромными «булыгами».

Ермолай, маневрировал как мог, объезжая «булыги», и зло, от души матерился, жалея, по укоренившейся водительской привычке, управляемое транспортное средство. Нужно ли говорить, что подобная езда не доставляла удовольствия и Алисе.

– Ты можешь не так громко выражать свои эмоции? – попросила девушка.

Что тут скажешь? Он не мог. При всём своём желании не мог тихо материть воров и дебилов.

Справа и слева от «убойной» дороги сплошной стеной, без единого зазора, словно былинные богатыри готовые противостоять в любой момент, вражескому натиску, наплывая друг на друга крышами, стояли, свыкшиеся со своим архитектурным убожеством, жилые дома. Каменные, двух-трёх этажные постройки девятнадцатого века, мешались с развалюхами, от которых за версту несло нищетой и человеческим отчаянием. Кое-где встречалось и благоустроенные строения. Однако таких домов Ермолай насчитал всего три.

Детский дом размещался на окраине города, и расположен был в неожиданно красивом, диссонирующем с общим городским пейзажем месте. Со всех сторон здание детской скорби было огорожено высокой кованой оградой, да и само здание выглядело весьма презентабельно. Ермолай не ожидавший увидеть ничего подобного, был приятно удивлён.

– Ну, что будем делать? – остановив машину, спросил Ермолай, у своей пассажирки. – Пойдём прямо к заведующей, или всё же попытаемся разыскать бабу Галю?

– Если пойдём к заведующей, и станем интересоваться бабой Галей, это будет самой настоящей подставой. Наверняка тётка заподозрит что-то неладное, – резко, словно отчитывая Лопухова за постыдный проступок, отчеканила Алиса. – И вообще, тебе пока там делать нечего, я сама пойду и разыщу бабу Галю.

Даже ради приличия не спрашивая Ермолая, согласен ли он с таким раскладом, Алиса, вышла из «Москвича» словно из «Maserati», и прошествовала к детскому дому.