Галина Солонова - Черёмуха душистая. Рассказы

Прилетели. А впереди было ещё не просто пятьдесят километров, а пятьдесят километров пурги. Запыхавшись, прибежали к знакомому оленеводу.

– Выручай, Спиридон. Очень прошу, – произнёс Сергей с порога.

– Однако, двадцать три ноль ноль уже, всё равно не успеете, – взглянув на часы, ответил оленевод.

Лица друзей помрачнели.

– Эх, любовь, любовь! Ладно, поехали, – добавил он.

Спиридон и его олени знали тундру вдоль и поперёк, и даже на ощупь. Но пурга всё кружила и кружила свой снежный хоровод, препятствуя оленьей упряжке двигаться к посёлку. Наконец остановились.

– Выгружайтесь. Ноги замлели, небось. Пройдитесь пешком. Счастливого Нового восьмидесятого!

Не шли, а скорее ползли, утопая в заносах снега и таща за собой рюкзаки. Пурга утихала, словно радуясь, что вволю повеселилась.

– Тук-тук! – радостно и громко сказал Сергей и толкнул дверь Валиного жилища. Комната была пуста, но счастье всё равно разлилось по всей душе…

– Валентина Петровна! – подбежали к своей учительнице два девятиклассника.

– Что случилось? Вы же ушли с родителями.

– А мы вернулись. В ваш дом два лётчика пошли…

Сердце Валентины быстро-быстро застучало, кровь прилила к лицу, от чего она стала ещё красивее. «Что это с ней?» – встревожилась Антонина, глядя вслед спешно убегающей подруге.

Взволнованная, Валентина вошла в комнату и увидела трогательную картину: Сергей и Андрей, не сняв верхней одежды, сидели на полу, прислонившись к стене,

и безмятежно спали. «Видно, сильно устали», – подумала она. Будить друзей не стала. Слезинки радости и счастья покатились по щекам.

Около пяти утра с шумом ворвались в квартиру девчата, вернувшиеся из Дома Культуры, и разбудили гостей. Рюкзаки были распакованы, стол был празднично накрыт. В шесть утра по местному времени, а в двенадцать ночи по московскому, под бой Кремлёвских курантов все подняли хрустальные бокалы с шампанским.

– Минуточку внимания! – громко сказал Сергей.

Из нагрудного кармана рубашки он достал маленькую малинового цвета коробочку, открыл её и протянул на ладони Валентине.

Верьте в чудеса, дорогие читатели, особенно под Новый Год. Они непременно сбудутся.

Был солнечный осенний день. Он и она встретились случайно на пешеходной дорожке парка. Оба смотрели друг на друга и молчали. Их молчание было понятно только им двоим. Она вспомнила их горячие весенние свидания, и от этого вся напряглась, только голову опустила да в сторону отвела голубые глаза. Он же, напротив, снисходительно смерил её взглядом, будто осветил двумя зелёными огоньками. Потом, вытянув шею, нежно прикоснулся к её голове, словно просил за что-то прощение.

– Мур-р, – наконец ласково мурлыкнул он и тронул своей лапкой её пушистый белый бочок.

– Мяу-у, – ответила она и смело уткнулась носом в его лоснящуюся чёрную голову.

А золотистые листья берёзы, кружась в осеннем танце, деликатно напомнили им, что это не весна, а уже осень.

Утренняя служба в храме закончилась. Батюшка куда-то спешил. Немногочисленные прихожане разошлись. «Сегодня уже никто не придёт», – подумала послушница Евдокия. Она обошла все подсвечники, ловко потушила пальцами недогоревшие свечи и направилась к столику, покрытому тёмно-вишнёвой бархатной скатертью. Тарелочка, на дне которой лежали утренние пожертвования прихожан, звякнула в руках Евдокии. Она высыпала деньги на скатерть, пересчитала. «Да, не густо», – сказала про себя и поставила тарелочку на прежнее место. Поправив слегка сбившуюся скатерть, посмотрела на образа, осенила себя крестом.

Неожиданно тяжёлая дверь церкви распахнулась. Трое мужчин (высокого, среднего и низкого роста) с чёрными капроновыми чулками на голове, нарочито громко топая ботинками, развязно-воинственной походкой подошли к Евдокии. Та замерла, но самообладания не потеряла.

– Гони деньги, монашка! – строго произнёс коренастый крепыш среднего роста.

– Пожалуйста, берите, коль греха не боитесь. – Евдокия высыпала монеты на стол. – Сегодняшние пожертвования прихожан.

– Где поп, святоша! – громыхнул нетрезвым голосом долговязый, похожий на гусака, смахнув пренебрежительным жестом мелочь со стола. – Нам нужны деньги, что получил он вчера в сбербанке!

– Получил ли батюшка от Епархии на ремонт храма, он мне не докладывал, а самого его нет: уехал спешно, – объяснила женщина, вглядываясь в лица с приплюснутыми чулком носами и губами.

– Выпить гони! – писклявым голосом потребовал третий, маленький кругленький коротышка.

– А у нас не магазин. Да я вижу, что вы уже изрядно пьяны, – с невозмутимым спокойствием ответила Евдокия. – Николай Угодник, – обратилась она, крестясь, к иконе, висевшей рядом, – удали недостойных из храма Божьего.

Коротышке показалось, что Николай Угодник взирает на него с укором.

– Не п-презирай! – голосом нетрезвого человека сказал он и пригрозил Николаю Угоднику пальцем.

– Пошли отсюда, – буркнул крепыш.

В трёхкомнатной квартире, где жил батюшка с семьёй, раздался дверной звонок. Не предполагая ничего дурного, шестнадцатилетняя Ксения открыла дверь. В просторную прихожую вторглись три человека мужского пола в масках из капроновых чулок. Впереди стоял маленький пузатенький коротышка, рядом – долговязый, коренастый среднего роста крепыш – сзади. Пахнуло водочным перегаром.

– Вы кто? Что вам нужно?! – не на шутку испугавшись, закричала девушка.

На крик прибежала сестра Анастасия с годовалым мальчуганом на руках.

– Батюшку зовите своего! – приказным тоном произнёс крепыш.

– А его нет! – резко сказала Анастасия. – А если бы и был, то уже сорвал бы с ваших бесовских рож чулки!

Волнение девушек и вид чужих людей с необычными лицами так испугали малыша, что он поднял крик, чем несколько смутил грабителей, которые порывались пройти из прихожей в комнату.

– Пожалей своего попёнка, и быстренько, без конфликтов, обе снимайте с себя побрякушки! – приказал крепыш и вытащил из-за пазухи чёрную трикотажную шапку.

Сёстры безропотно сняли с себя увесистые серьги, цепочки, перстни. Лишь обручальное кольцо с изумрудным камешком осталось на безымянном пальце Анастасии.

– И вот это тоже клади в шапку, – потребовал долговязый.

– Уходим! – выдал команду крепыш.

– Не тяжеловата шапка!? – съязвила Анастасия.

Коротышка повернулся к девушке, погрозил ей пальцем, добавив шёпотом:

– Цыц!

В кабинете следственного отдела раздался звонок. Майор Шалютин поднял трубку, оторвав взгляд от календаря, где он красным карандашом старательно обвёл дату – двадцать девятое марта.