Array Сборник - Ялос-2016. Сборник Ялтинского международного литературно-музыкального фестиваля

Неяркая, с кроткой улыбкой дева,
Что в стане соперниц едва ль видна, —
Она была вовсе не королева.
Но чем-то задела его она.

И, позабыв свое раболепство,
Мастер в потертом плаще своем
Ушел из этого королевства —
С цветочницей худенькою вдвоем.

Любую тоску расстоянье лечит.
Она затихает, как шум дождя…
Король – тот по-прежнему бисер мечет,
Сквозь площадь базарную проходя.

Любая обида в разлуке тает.
Любая боль порастает быльем.
А Королева – все процветает.
Не зная любви – но с другим королем.

Хромой командор не увидит крещеной земли.
Под радостным небом Севильи не встретит зари.
Растерзанный труп, надругавшись, сожгут дикари.
Посмертные лавры поделят рвачи и врали!

Так стоило плыть? И терпеть ледяную пургу,
Цингу и голодные корчи собратьев своих —
Чтоб после три века подряд о тебе ни гу-гу,
Чтоб славили трусов, твое командорство свалив?!

Так стоило жить, непосильную ношу взвалив,
И лезть в мышеловку лукавой церковной игры —
Чтоб после тобою назвали какой-то пролив,
И тупо на картах искали его школяры?!

Столетья промчат, и другие задуют ветра.
Другие державы поделят мятущийся мир.
А ты станешь мифом, растаявшим дымом костра
И строчкой в учебниках школьных, затертых до дыр!

И все же, проникнувшись горькой легендой твоей,
Какой-то безумец наладит свои паруса —
Чтоб вновь бороздить безоглядные дали морей,
Чтоб штормы хлестали и соль выжигала глаза!

Так стоило жить и сражаться, хромой командор, —
За души безумцев, что будут столетья спустя
Моря штурмовать, за их юный азарт и задор —
Живущих всерьез и готовых погибнуть шутя!

Ни арбуза не доели,
ни в ларёк на склоне дня;
фейерверки надоели,
надоела трескотня.
Надоели это пекло,
эта жажда, этот пот;
нет, не тот мне выпал вектор
в этом августе, не тот!
Толку что жаре проклятья
слать в калёный окоём?
Завалюсь опять в кровать я
с влажной простынью вдвоём.
Море дышит и не дышит,
шмель запутался в траве,
ни листочком не колышет
тополь в блёклой синеве.
Ночью встану – звёздам тесно,
вниз срываются. Аншлаг.
В канцелярии небесной
что-то, видимо, не так.
Что-то там недосмотрели,
допустили перегрев,
даже кошка еле-еле
дышит, сфинксом замерев.
Вяло каркают вороны
в душных кронах над рекой;
нет от зноя обороны,
нет защиты никакой…

Снова дарит мне осень деньки
золотые, шутя, между делом.
Мне приснились морские коньки —
эти рыбки с причудливым телом.

Вот парят они в толще воды,
я плыву и глазею на оных,
а под нами сплошные сады
бурых водорослей и зелёных.

А под нами медузы парят,
невесомо их чудо полёта,
зубари, словно это парад,
друг за другом выходят из грота…

Просыпаюсь от солнца в окне
и всю явь принимаю за небыль:
тополь в жёлто-багряном огне,
полыхая, качается в небе.

Сад шумит. И всему вопреки,
ведь прогноз был вчера на ненастье,
мне приснились морские коньки —
эти рыбки, сулящие счастье.

Я-то знаю, что благостность – бред,
и что осень – коварная сводня,
но ломать не посмеет поэт
мировые устои сегодня.

Всё сейчас по плечу и с руки,
я из касты могучих калифов;
мне приснились морские коньки —
эти рыбки из сказок и мифов…

Золотом в небе сияет собор,
гор зеленеет гряда,
зову морскому и говору гор
сердце открыто всегда.

Речка журчит за бульваром чуть-чуть,
тени и шорох аллей,
можно понять даже вечности суть,
если подумать о ней.

Сад облетать в октябре не спешит,
любит он звёздную мглу,
что-то интимное шепчет самшит
той шелковице в углу.

Сладко трезвонят ночные сверчки,
стол, табуретка, кровать,
я не спеша водружаю очки,
чтобы их зарифмовать.

В жизни случается много всего,
жизнь нас берёт в оборот,
и поплавка осторожный кивок
сладок – аж сердце замрёт.

Сердце замрёт. Восхитится душа.
Эти минуты – легки.
Я надеваю очки не спеша
в предощущенье строки.

Стихли машины на Боткинской-стрит,
и за окном, боже мой,
гаснет с шипением метеорит
чуть ли не в бухте самой…

Интуиция ум не заменит, однако,
и бессильны, поверь мне, скулёж и нытьё:
раз не может хозяина бросить собака,
то и верить не может, что бросят её.