Галина Шаульская - Жизнь – это нечто большее

Всего один год. Когда времени остается так мало, сразу хочется все непременно успеть. Казалось бы, как много в жизни ты уже попробовал и, вроде, жил так, как хотел, но – нет, и все не то. Ты чувствуешь запах какой-то фальши. Тебя словно облапошил в банке какой-то странный тип, подсунув не те купюры. И сколько гнева и разочарования ты видишь в этом человеке, презирая его за пустую растрату средств жизни и беспечность. Но ты зол не на него, а на себя; тебе некого обвинять в фальсификации жизни, кроме самого себя. Сколько бы ты раньше ни жил: месяцы ли, годы, десятки лет – все это зря. Начинает казаться, что всего этого будет не достаточно, когда придет конец. Начинаешь перебирать в голове желания, которые всегда откладывал на потом; они возникали в твоем сознании и заслонялись грудой хлама, что никогда не приносил тебе истинного жизненного удовольствия, и, прилагая все усилия, стараешься избавиться от него раз и навсегда. Прежде чем отыскать истинные желания и их мотивы, приходится сделать немало ходок, чтобы разгрести завал, что всю жизнь мешал тебе быть самим собой. Ты знаешь, чего ты хочешь? Не прыгал с парашютом? Нужно прыгнуть. Не занимался благотворительностью? Нужно заняться. Не спускался на сноуборде с самого крутого спуска в Австрии? Нужно спуститься, или стоп… не нужно? Дело в том, что нет никого, кто бы решил это за тебя; вряд ли кто-то подойдет с идеально выверенным уравнением, чья функция стремится к бесконечности, и попросит тебя записать инструкцию по эксплуатации жизни. Ведь таковой нет.

Все, чего мне хотелось тогда, – это чувствовать запах моря, ощущая ласкающие кожу солнца лучи, обжигающий ветер; видеть звезды и слушать полночную тишину. Тогда мне хотелось спрятаться, и я почти нашла выход, в котором ошиблась. Я благодарна жизни, что она вернула меня к себе, показав то, какой сильной она может быть, открывая дороги и приподнимая завесы, чтобы я смогла выбирать. Жизнь это не только путь от низа и до верха. Это путь, по которому ступает человек, обретая силу, учась состраданию, находя в себе мужество быть преданным. Она показала мне, что человек, открывшийся любви и шедший к ней навстречу без условий, хитрости, обмана, может испытать необыкновенное чувство, сила которого не сравнима ни с чем другим, и ради этого стоит жить.

Весеннее утро. Чуть более прохладное, чем обычно, и чуть менее светлое, чем всегда. За окном только перестал барабанить ночной дождь и лунная мелодия переросла в переливы нового дня. Начало новой недели всегда было немного волнительным событием для нас обеих; кто-то готовился к ней с прошедшей пятницы, а кто-то и вовсе забывал о ее существовании.

– Сара, ты не видела мой портфель? – суетясь и швыряя вещами, что попадали мне под руку, воскликнула я, и эхо разносилось по всей квартире.

– Какой, Кейси? – донесся неоднозначный ответ с ванной.

– Тот, что я собирала вчера вечером! – упертым тоном произнесла я.

– Ты хотела сказать, тот, что ты собирала вчера ночью? – в ее голосе слышалась язвительная нотка, а звонкий голос выдавал улыбку на ее лице.

– Спасибо, что напомнила об этом, – с теплой ухмылкой прокричала я в ответ, продолжая рыться в вещах, все еще в трусах и майке. Не найдя пропажи, я остановилась посреди гостиной и беспомощно вскинула руками:

– И что же, – в недоумении, как поступить, произнесла я куда-то в пустоту, – неужели теперь мне придется перебирать завал у себя в кабинете?

За шумным посещением ванной комнаты ответа не последовало.

Это было раннее нью-йоркское утро, когда все люди вставали, словно по одному будильнику, и неслись в противоположные стороны координатных осей туда же, куда и изо дня в день, не замечая того, что происходит вокруг. Только в прошлый уикенд мы отметили свое двадцатипятилетие, расположившись в одной из самых престижных пристаней этого города в маленькой яхте необыкновенной красоты; нам казалось, что только вчера беззаботная жизнь вошла в нашу повседневность. Пусть на один вечер, но мы почувствовали себя снова подростками.

– Ты доделала презентацию? – с интересом спросила Сара, открывая дверь ванной.

– Нет, сперва я хочу показать ее Нату.

– А ты уверена, что это хорошая идея, учитывая обстоятельства? Не лучше ли будет самостоятельно передать ее заказчику?

Я понимающе улыбнулась и, ничего не ответив, продолжила сборы. Сара же не унималась.

– Тогда почему ты это делаешь?

Я пожала плечами, одновременно скользя взглядом по квартире в поисках своего портфеля.

– Потому что чувствую, что так будет правильно.

– Правильно? – воскликнула она, натягивая белье за шторой, – ты же не любишь этого слова!

– Я много чего не люблю, но… – выжидающе протянула я, – как-то же живу с этим.

Она наигранно возмутилась и, кинув в меня кофтой, воскликнула:

– На что ты намекаешь?! – и задрав нос кверху, добавила, – меня невозможно не любить!

Мой голос вновь сделался непринужденным:

– Одевайся скорее, нам скоро выходить.

– Тебе легко говорить, когда вся твоя офисная одежда поджидает тебя на работе, постиранная и отглаженная, как собачонка.

Я надевала куртку от экипировки красно-белого цвета и, услышав, что собаки могут быть постиранными и отглаженными, не удержалась от сарказма.

– Так значит, говоришь, собаки, да? – мой голос сделался серьезным. – А то, что я плачу за это немаленькие деньги, тебя, я так понимаю, мало интересует.

Она вытаскивала одно платье за другим, поочередно прикладывая их к себе перед зеркалом.

– Ну да, конечно, хорошо, когда кто-то делает за тебя всю грязную работу, – абсолютно ровным тоном неторопливо произнесла она.

– Я этого не говорила, – резко заметила я, – мне ничего не стоит стирать вещи вручную.

Она взмахнула своими тонкими руками и, бормоча что-то себе под нос на испанском, уронила голову на руки:

– И тем не менее ты этого не делаешь, – с ухмылкой заметила она.

– У меня нет на это времени.

– У тебя его никогда нет, – проговорила она с мягкой укоризной.

– Сара, не умничай, лучше помоги мне найти портфель!

Мы подружились еще на первом курсе университета и теперь жили в прекрасно обставленной квартире. Несмотря на то, что наши специальности были далеки друг от друга, судьба все же свела нас вместе, включив в наши расписания один и тот же предмет – логику. Хорошо, что она была включена хотя бы в нашу учебную жизнь, потому что в повседневной отсутствовала полностью. Я отучилась в университете на журналиста, прочла много литературы – той, что мне нравилась и не очень, ту, что была по душе, и ту, что ее отвергала. И все-таки даже сейчас я не могла назвать своего любимого автора; их так много, и все они настолько уникальны, что трудно выделить кого-то одного. Есть и такие книги, которые мне бы хотелось скорректировать на свое усмотрение: добавить больше свободы, убрать минимализм, включить больше ярких красок, смешивая их, как в палитре художника, что рисует пейзаж, следуя за закатом солнца. И это лишь мой взгляд, который не говорил о многом, он лишь нашептывал песню моего сердца. Глядя на все произведения и зная о жизни их авторов, я не могла судить о том, как, кто и по какой причине взялся за написание определенного произведения, ведь таков их замысел; они как проводники, показывающие дорогу, хранящие веру и поддерживающие огонь в ней. Что касалось меня, то я работала обыкновенным менеджером по рекламе в крупной компании; мы принимали заказы на ее полную разработку, и я руководила креативным отделом. Мой доход позволял мне снимать квартиру в центре города, оплачивая ее наполовину с Сарой. Она работала в той же компании, что и я, и занималась стратегическим планированием; мы проходили стажировку в ней на третьем курсе университета. Мечтали мы, конечно, о другом, о чем-то более ценном; правда, сейчас мне трудно вспоминать об этом – то были мечты, а сейчас настала действительность, в которой взрослые люди ходят на работу пять или шесть дней в неделю, оплачивают счета за квартиру, строят карьеру и, если хотят чего-то, то просто берут это.