Мария Фомальгаут - Шляпа что-то замышляпа

У Кафки заканчивается рабочая смена, он спрыгивает с постамента, смывает бронзовую краску с лица, спешит домой. Пустой костюм, поддерживающий Кафку, тоже спрыгивает с постамента и спешит домой.

Может, и моя смена скоро кончится.

Ничего, выстоим…

Завтра меня казнят.

Или даже сегодня. Хотя нет, скорее завтра, сегодня им не до того.

А вот завтра точно.

Еще надеюсь на что-то, на какое-то чудо, может, обойдется, может, забудут, может, помилуют, может, поймут, что я был прав.

Смотрю на коллег. Странное такое чувство, они будут жить, а я нет, меня казнят, а их нет. Думаю, что должен делать тот, кого приговорили к смертной казни. Не знаю. Вспоминаю какие-то книги об осужденных, да никогда я не читал никаких книг, не до того было…

Не до того.

Поворачиваюсь к коллеге. Надеюсь на что-то, сам не знаю, на что.

– Чего тебе? – он недобро косится на меня.

– Может… поможешь?

– Чем?

– Ну, не знаю… сбежать.

– А раньше ты каким местом думал?

– Когда… раньше?

– Когда людям правду показывал, когда-когда!

– А что люди, не люди, что ли, правду знать не положено?

– А то сам не знаешь, что не положено.

– Кем не положено?

Мой коллега вздрагивает, мотает тубусом. Не знает. Вспоминает какие-то лекции, какие-то пылкие речи, услышанные где-то когда-то неведомо где и когда.

На наше общество возложена величайшая миссия… одна из величайших миссий закрывать от животных высшие пространства, чтобы…

– А что будет, если они проникнут в эти пространства… высшие? Мир, что ли, погибнет?

Не твоего ума дело, чего там будет, сказано оберегать, значит, оберегать. Нарушил, значит, наказан будешь.

Непонятная злоба накатывает на меня, бесшабашная удаль и ярость.

– И что вы мне сделаете? Вы мне все, вы мне что сделаете?

– Ничего, – отвечает старик в углу.

– И…?

– Люди сами с тобой сделают…

– За то, что я им правду показал?

– Вот за правду и огребешь… по полной…

Брезжит рассвет.

Хлопают двери, полусонные люди заходят в зал.

– Этот вон на утилизацию.

– Чего?

– Телескоп вон тот на утилизацию, чего непонятно-то.

– А чего с ним не так?

– А сам посмотри. Посмотри-посмотри, что показывает-то!

– Ну а резкость-то навести не судьба было? Блин, руки из задницы, не-ет, телескоп у них виноват…

– Да ты посмотри, посмотри, что он показывает-то!

– Да смотрю, смотрю я… ах, ты ж черт… это что с ним?

– То и есть… на утилизацию давай…

– Никогда такого не видел…

– Ну а то.

– А прикольно… так смотришь, там коридоры всякие, туннели в небе расходятся…

Еще бы не прикольно.

– А то оставим прикола ради?

– Те делать больше нечего? Давай… разбирай его на хрен уже…

– На запчасти?

– Да и на запчасти не сгодится… давай его уже… под пресс…

Редактор смотрит на меня. Как мне кажется – с ненавистью.

– И вы это… публиковать собираетесь?

Смотрю на книги. Говорю как можно спокойнее, черт, голос все равно срывается.

– А то… ну как вы думаете, чему эти книги ваши научить могут? Чему?

– Как-то об этом не думал.

– Не ду-умали… Вы хоть понимаете, что вы ответственность несете за то, что пишете? За то, что народ читает, за то, что люди думать будут?

Взрываюсь.

– А давайте людей запретим, тогда никто их развращать не будет.

– Шуточки шутим… ну-ну. Черт, не понимаете вы, как это все важно…

– Да понимаю, понимаю… так что вам не так?

– Так все не так. Вот, смотрите… история про хана Батыя… вот жили себе хан Батый, правил своим ханством, как его…

– Золотая Орда.

– Вот. Затасканное название, кстати, Золотая. Ну и вот, правил он ордой, а потом что? Вот так, ни с того ни с сего поперся на эту, как её… Рысь.

– Русь.

– Название поменяйте, очень уж с рысью схоже. Ну и чему такая книжка человека учит? Иди к ближнему своему и отними у него что-то?

– Ну вот, потом же хана прогоняют.

– Прогоняют… лучше бы вообще не нападал, тогда и прогонять бы не пришлось. И вы уж определитесь, как хана зовут, он у вас то Батый, а то Мамай…

Хватаюсь за последний аргумент:

– А вот… вы смотрите, эти княжества друг с другом ссорились-ссорились, а тут перед лицом общей опасности объединились. И победили. Вот и мораль, сообща лучше…

– Так чего лучше, кому-то понравится Дмитрий Донской, а кому-то этот… Батый. Или Мамай. Уж пусть лучше этому Дмитрию вашему идея какая-нибудь в голову придет… перелеты космические или еще что… а чтобы это в жизнь претворить, надо всех объединить… книжества эти.

– Княжества.

– Что за слово такое, княжества… книжества, я еще понимаю, а княжетсва… переделайте, короче.

Киваю.

– Переделаю.

– Или вот еще история. Люди думают, что земля плоская. Один узнает, что земля круглая, и его сжигают на костре. Ну чему эта история может научить?

– Ну как чему… за правду нужно до конца стоять.

– Да за какую правду? Вы хоть понимаете, чему эта книга научит – а если кто-нибудь какую-нибуь ересь объявит и всех несогласных жечь будет?

– Ну, вы утрируете…

– Ничего я не утрирую. Или вот. История про Колумба. Вот приехал он на чужую землю, и что? И давай всех убивать, отнимать земли у аборигенов… Чему эта история учит? Чему? Приходи в гости в чужой дом, убей хозяина? Что за бред-то?

Молчу. Чувствую, что нечем крыть.

– Вот вроде умный человек, а такую чухню пишете…

Признаюсь.

– Не я писал.

– А кто?

– А не знаю… у деда покойного в доме нашел…

– Полных лет сколько?

Встряхиваю головой, а кто ж его знает…

– Зубы ему посмотрите…

Они смотрят мои зубы, кто-то нехотя заключает:

– Ну… Молоденький… где живете?

– На улице.

– Кошмар какой… чем питаетесь?

– Да… чем придется.

– Тоже кошмар. С проявлениями насилия сталкивались?

Снова трясу головой. Да сплошь и рядом.

– Ну… всякое бывало… дрался там… я бил, меня били…

– А с ногой у вас что, прихрамываете почему?

– Да… какие-то поймали, в фургон затащить хотели…

– Похищение?

– Ну…

Думаю, добавляю – просто так:

– Это еще что… подруга у меня была… Альба… так ее какие-то бомжары к себе подозвали… и ножичком по горлу…

Они вздрагивают. Эти. Которые меня допрашивают.

– М-м-м… родители ваши живы?

– Отец не знаю…

– А мать?

– Мать с братьями какие-то отморозки расстреляли…

Эти вздрагивают. Многозначительно переглядываются.

– Ну что… уровень девяносто восемь процентов, куда уж больше…

– Приступать?

– Тяпа-Тяпа-Тяпа-Тяпа!

Слышу его, вижу его, вон он, там, на краю пустоши, где вчера еще был цветущий луг. Вон он, маленький, тоненкьий, стоит посреди мертвой пустыни, вон увидел меня, бросился ко мне по мертвой земле..