Александр Кваченюк-Борецкий - Русский сценарий для Голливуда. Библиотека приключений. Том 1

Артемьев сидел за столом, склонившись над микроскопом. Прикрыв левый глаз, а правый, приставив к линзе, он тщательно рассматривал золотой шлих. Тот самый, один из горстки желтых блестящих осколков, частичек кварца, который выпал из кармана Вахитова, когда разъяренный медведь потащил его за собой в никуда. А, может быть, геолог, до конца выполняя свой долг изыскателя, успел извлечь из кармана кусочек драгоценного металла и оставил его лежать на примятой траве. Ведь ему это больше не понадобилось бы. Несколько граммов золота стоили Вахитову жизни, а его товарищам многочисленных ушибов, травм и увечий. Если бы они случайно не набрели на месторождение и на радостях не отметили такое значительное для всякого геолога событие, забыв об осторожности, медведь никогда бы не приблизился к лагерю людей. Зверь на то и зверь, чтобы вовремя почувствовать чужую слабину. Он – всегда начеку. А человек, потому и человек, что никогда не сравнится со зверем в бдительности. Он конформист и прагматик. Со школьной поры хорошо усвоил то, что было удобно для его существования. Инстинкт самосохранения никогда не подводил кадьяка, который посчитал, что спавшие не могли причинить ему никакого вреда. Откуда ему было знать, что с тех пор, как в тайгу пришли двуногие существа, настало время доверять не только звериному инстинкту, но и тому, что выходило за его пределы и предполагало категорию, по чьему-то глубокому убеждению означавшую человеческий разум?

Ученый оторвал взгляд от микроскопа и потер уставшие от напряжения глаза. Затем встал из-за стола. Несколько раз прошелся из угла в угол тесной комнатенки, которая располагалась на чердаке двухэтажного дачного домика. Остановился у окна. Некоторое время рассеянно смотрел на хвойные деревья, островерхими вершинами, казалось, цеплявшие дождевые облака. Вскоре первые капли начали выбивать дробь по стеклу, и на душе у Игоря Игоревича стало легко и умиротворенно. Это чувство он испытывал всякий раз, когда шел дождь. Падение дождевых капель с одной стороны было беспорядочным, а с другой, если приглядеться и прислушаться к барабанной дроби внимательней, как будто бы, строго размеренным и рассчитанным относительно скорости и частоты. По мнению Артемьева только дождь, как явление природы, наиболее предметно отражал суть всего мироздания: стихийность и закономерность. И, где была граница между ними, и как первая переходила во вторую? Что если в этом – ключ к тайне, над которой сотни лет подряд бились ученые: каким образом возникла жизнь на Земле?

Игорь Игоревич почти уже год обитал на заброшенной даче. Скрывался от знакомых, коллег по работе. Но, не желая себе признаваться в этом, просто считал, что судьба все расставила на свои места. Находясь среди себе подобных, он был закрыт для них навсегда, так, как ни с кем никогда не откровенничал. Никого не воспринимал всерьез. Мог читать лекции в институте, вести научные беседы, спорить с коллегами, чтобы отстоять свою точку зрения в любом вопросе. Но едва разговор касался его лично, он умолкал, замыкался в себе и мысленно, а иногда и вслух, посылал к черту каждого, кто лез к нему в душу. Если собеседник был настойчив и продолжал досаждать Артемьеву, то в ответ получал столько едких замечаний, насмешливых издевок и откровенного пренебрежения, что тут же отступал и спешил переменить тему. Или же, распрощавшись с Игорем Игоревичем, тотчас удалялся восвояси, вдруг вспомнив про какие-то неотложные дела. Высокомерность, насмешливость и язвительность сочетались в Артемьеве с редкой внутренней гармонией и душевным обаянием. Первые качества настораживали, а вторые бесконечно располагали к нему людей. В итоге, те, кто имел дело с Игорем Игоревичем, всегда испытывали к нему весьма двойственные чувства. Он, непонятным образом приковывал к себе внимание окружающих. Раздражал их любопытство. Ощущение было такое, что он взял у них что-то дорогое, крайне необходимое им самим и наотрез отказывался вернуть. И они опять обращались к Игорю Игоревичу. Якобы затем, чтобы просто поболтать. За дружеским советом. Как коллеги по работе. Но уже через минуту-другую смотрели на Артемьева так, словно у того на лице было написано: я вам должен, я это прекрасно знаю, но никогда и ни за что не верну ни «гроша»!

Игорь Игоревич уже давно разменял четвертый десяток, но до сих пор не был женат. Те женщины, с которыми он запросто сходился, так же скоро, навсегда исчезали из его жизни, едва убеждались, что обаятельный мужчина не имел в отношении них никаких серьезных намерений. Они ничуть обижались на странного типа и его прощальное «аровуар» или «адье» и беззлобно отвечали:

– Дорогой, тебе надо не с женщинами спать, а со своими книжками!

Николай Юрский бесшумно отворил входную дверь и, осторожно ступая по ступенькам, поднялся на второй этаж. Когда вошедший положил ладонь на плечо Артемьева, который сидел за столом, окунувшись в работу, и, казалось, ничего вокруг не замечал, тот вздрогнул.

– Ты – что, меня заикой сделать хочешь?

Но Николай, поспешно приложив палец к губам, кивнул в сторону окна.

– Хвоста приволок?

В голосе Артемьева прозвучала тревога. На лбу выступила легкая испарина. Сейчас в его временную научную лабораторию вломятся чужаки и наденут на него наручники. Тогда прощай свобода, изыскательский и труд над новым сборником популярных статей. И, вообще, лети все в тартарары! Игорю Игоревичу стало немного не по себе. Он вдруг подумал, что, если бы – не компьютер, занимавший большую часть его стола, то нельзя было бы с уверенностью утверждать, что на дворе – конец двадцатого века, а не его тридцать седьмой год. Как хорошо, что он тогда еще и в проекте мамкином не намечался. Игорь Игоревич смутно помнил о том, что когда совсем немного подрос, то, как все дети, однажды спросил у матери о том, где его «нашли»? В капусте? Но мама серьезно отвечала, что где-то в сибирской глухомани отыскала целую гору сокровищ. Несказанных богатств. Они были всюду разбросаны по земле. Она стала их скорей собирать и складывать в свой вещмешок и вдруг наткнулась на крохотного малыша. Это и был он, ее любимый сынок! И, так он ей понравился, что позабыла она про сокровища. Оставила их на том же месте, где они лежали прежде. И ничуть об этом не пожалела, так как драгоценные камни были очень тяжелые. И все равно оказались бы ей не под силу. Схватила она дитя, крепко прижала к своей груди, чтобы больше не отпускать от себя ни на шаг. А, когда ему исполнилось три года, его буквально вырвали из рук матери люди в камуфляжной форме и отвезли в детдом. С годами картина его собственной жизни до разлуки с матерью представлялась ему все более отчетливо.