Александр Кваченюк-Борецкий - Русский сценарий для Голливуда. Библиотека приключений. Том 1

– У меня, аж, слюни потекли, когда ее увидел! – подтвердил Рябой. – С собой ее на нашу хату заберем! Готовить нам хавчик будет… Ну, и…

После этих слов Дмитрич едва удержался, от неистребимого желания, схватив отморозка за шкирняк, тут же переломить ему хребет о колено.

– Размечтались!..

– Ну, ладно! Хорош языком чесать! Пошли в дом!…

Скомандовал бывший спортсмен.

– Ага, щас! Уже бегу и спотыкаюсь!..

Вместо того, чтобы сделать так, как сказал Грудь-Колесом, Красногубов вдруг – в поклон: «сопли» подтянуть. Ботинок, как челнок… Шнурки, как канаты для висячего моста… Пока бандюки кумечили 3 3 Кумечили – соображали. Прим. автора. , в чем прикол, он – цап за порог иномарки! Никто толком ничего понять не успел!.. И поддомкратил так, что та в одну секунду со скрежетом опрокинулась на бок. У бандюг – глаза, как улитки!.. Повыползли из раковин и – по-пластунски вперегонки! Дар речи иссяк! Дмитрич небрежно поплевал на пятерни, в каждую из которых аккурат по спелому арбузу бы уместилось. Похлопал друг о дружку, чтобы стряхнуть прилипшую грязь. В довершение так лягнул каблуком в днище, что резвая импортная кобылка грохнулась «копытами» вверх. Нате, мол, не хочу! Крышу примяло. Стекла – дзинь, трынь!..

– Ах, ты!…

Угрожая ножичком, Рябой кинулся, было, на геолога, но, не рассчитав шаг, спотыкнулся о ближайшую кочку. Воспользовавшись моментом, Красногубов схватил бандита за чупрын и слегка приподнял над землей. Тот, аж, взвыл от боли. Вырвав у него нож, приставил к горлу.

Кукиш, не долго думая, вынул из кармана ствол и нацелил его на Дмитрича…

– Опусти, придурок! – приказал Грудь-Колесом.

Слыша дикий ор бултыхавшегося, как кое-что в проруби, и беспомощно брыкавшего в воздухе ногами кореша, бандит неохотно повиновался.

– Нет!.. Так не пойдет!.. – сказал геолог, когда стопы Рябого снова коснулись земли.

Дмитрич плотнее приставил лезвие ножа к горлу своей жертвы.

– Пушку отдай мне!

Грудь-Колесом, немного поразмыслив, толкнул локтем Кукиша в бок.

– Выполняй, что он говорит! Козырь теперь тебе, все равно, без надобности!

Взвесив на руке, подельник вчерашнего спортсмена швырнул пистолет к ногам геолога. Наклонившись, тот поднял его.

– Вот так-то будет лучше!

Не успели бандиты в себя придти после всего случившегося, как Красногубов, вовсю размахивая руками, был уже метрах в двадцати от них. До того резвый шаг наладил, что, аж, пар у него со спины пошел. Кукиш – ему вдогонку:

– Эй, Недоросток, а еще разок кувыркнуть тачку – слабо?!

Но Дмитрич лоб с затылком не путал. Хоть тресни, а в гости к себе он тоже их не звал…

Быстро вечерело. Солнце скатилось куда-то в самую середину тайги, словно готовясь ко сну. И тайга не запылала пожаром, а наоборот, хвоя ее потемнела. Вскоре огромное облако полумрака мягко опустилось на землю, окончательно стушевав и без того поблекшие краски. На небе, словно на лице девственницы, высыпали бледно-голубые веснушки. Геологи, вогнали колышки под палатку в землю. Ошкурив толстые сосновые поленья, в костер добавили охапку сухого валежника. И теперь кровожадные языки пламени при малейшем дуновении ветерка метались из стороны в сторону, словно в поисках невидимой жертвы, чтобы, затянувшись вокруг нее мертвой петлей, затащить к себе в пасть.

Дмитрич и Вахитов разместились на отдых в палатке, и, как было уговорено, первым бодрствовал Николай. Но это ему плохо удавалось. Освоив бревнышко, он клевал носом. Через два часа его должен был сменить Красногубов. После него охранять сон товарищей следовал черед Вахитова…

Под утро, когда пламя улеглось, и только красные угли, словно глаза сторожевого пса, напоминали о недавнем буйстве огня, на том берегу таежной речушки хрустнули кусты. Потом ночную тишину нарушил громкий всплеск воды. Настолько громкий, что его, вряд ли, издала бы даже самая крупная из рыб. Уже через минуту-другую, береговую мгу потеснила ретушь громадного зверя. Вращая головой и вибрируя всем телом, урча и недовольно пофыркивая, он стряс воду с бурой шерсти. Пошевелил ноздрями и жадно с шумом втянул в себя воздух. Затем направился к почти потухшему костру, на безопасном расстоянии от которого лежали вещмешки со съестными припасами… Вскоре он был на месте. Поочередно обнюхав каждый рюкзак, подцепил нужный, именно тот, что Дмитрич особенно старательно затянул хитроумным узлом размером не меньше, чем с кулак.

Зверь не раз бывал в этой местности и знал, что неподалеку от палатки располагалась огромная плоская глыба с углублением посредине. Словно в своеобразной природной чаше, летом в ней скапливалась дождевая вода. В жару звери не пренебрегали этим источником для утоления жажды. Раскрыв пасть, косолапый схватил вещмешок за ремни и вскоре был возле глыбы. Выпотрошив рюкзак, клацнул клыками. Что-то взметнулось в воздух. Послышался звон битого стекла. Вслед за первой еще семь бутылок разлетелись вдребезги. Встав на задние лапы, и, погрузив одну из них в «чашу», медведь неуклюже выскреб когтями битое стекло. Громко причмокивая, почти мгновенно опустошил ее. Вернувшись к костру, через некоторое время он снова оказался возле глыбы. Хрястнув еще две полые посудины, сунулся в выемку. Но, обнаружив там лишь битое стекло, истово заревел…

Первым проснулся Вахитов. Высунув голову из палатки, он не сразу сообразил, в чем дело. Однако, вглядевшись в предутреннюю мглу внимательней, метрах в десяти от себя обнаружил то, что заставило его сердце затрепетать от ужаса! На некотором удалении от угасшего костра, возле скальных нагромождений, опершись на передние лапы, и, покачиваясь из стороны в сторону, стоял невероятной величины зверь. Один лишь его рост достигал более полутора метров в высоту. Своей угловатостью и громадными размерами он и сам чем-то напоминал кварцевый монолит, который, ожив, нес в себе заряд необузданности и силы, способной сокрушить все, что попалось бы ему на пути. В предутреннем полумраке его маленькие глазки блестели фосфорическим светом, глядя тупо и бессмысленно. В них не было ни жалости, ни сострадания – ничего, кроме инстинкта дикого зверя, убийцы, олицетворявшего собой смерть для всего живого вокруг. Это был кадьяк – бурый медведь-людоед, превосходивший размерами даже гризли…

Юрский давно уже проснулся. Но, прикорнув на поваленной сосне, как на подушке, не шевелился, опасаясь раньше времени привлечь к себе внимание мохнатого изувера. Вахитов стоял на четвереньках, и, стуча зубами от страха, без пользы лягал ногой Красногубова… Будто что-то смекнув, медведь больше не медлил… Теперь зрачки его глаз извергали непрерывную молнию. Это вывело Вахитова из оцепенения. Юркнув в палатку, правой рукой он судорожно нащупал впотьмах ствол ружья. Наспех откинув брезентовый полог походного пристанища, геолог встал на одно колено. Едва он успел прицелиться в косолапого, как уже в следующую секунду тот поднялся на дыбы! Идрис стрелял почти в упор. Грохот ружья и рев чудовища слились воедино. Но, вероятно, в последний момент рука геолога дрогнула, и пуля не причинила серьезного вреда зверю, точно он, и впрямь, был заколдованный!