Наташа Труш - Когда я стану бабочкой

В институте Настю ждал «сюрприз». И даже не один. Во-первых, о зарплате речь не шла. В бухгалтерии Настя получила лишь крохотную часть того, что ей задолжали. На вопрос «Когда дадут остальное?», отвечали весьма туманно – «Не знаем».

Во-вторых, в Настиной экспериментальной лаборатории осталось три человека: она, завлаб Иван Иванович Стариков и Маша Терентьева, которая писала диссертацию по искусственным кормам для радужной форели и свято верила, что кризис пройдет когда-нибудь и «диссер» ей непременно пригодится. Деньги Машу Терентьеву не очень-то и интересовали всегда. Мама и папа у нее были на пенсии, а это, как не крути, стабильность. Даже в кризис. Тем более, папа – отставной генерал. Плюс закалка времен перестройки.

– Не переживай, дочка! Мама у нас так навострилась в те годы курицу делить на шестнадцать частей, что мне с ней ничего не страшно! Проживем! И тебя выучим. Пиши свой диссер, и в ус не дуй! – решил Машин папа.

Вот Маша и писала. И увольняться не собиралась. В обед они в лаборатории согрели чай, достали баранки и поговорили «за жизнь».

– Машенька! Сокращать тут никого не будут, можете не бояться, – сказал Иван Иванович. – Более того, кто-то должен за всем этим хозяйством следить. Техник Михал Ильич говорил мне на днях, что ему даже немного зарплату повысили, за счет того, что из первой и пятой лабораторий техники уволились. Он теперь и их участки обслуживать будет. Значит, закрыть – не закроют. Правда, как платить будут – не знаю. В производстве и переработке чуть лучше дела, а у нас все лаборатории на ладан дышат…

Посидели в тишине, помолчали. Настя вспомнила, как раньше они устраивали посиделки – места всем не хватало! И гвалт такой стоял, что любопытные мимо пройти не могли. Вместе с техниками и уборщицей тетей Галей их было почти два десятка сотрудников в лаборатории. И вот, осталось только трое…

– Трое в лодке, не считая рыбы… – Настя с хрустом сломала сушку. – Иван Иваныч, а что с кои нашими?

– Ну, они теперь точно долго не нужны будут никому. Пока не гонят меня с ними, маленький бассейн так и будет для них, но если попросят отсюда, я пока даже не знаю, что делать буду. Меня ж, как внучки родились, дома из кабинета, считай, выперли. Два аквариума там остались, но этого мало. Ладно, девчонки, пока никто не гонит – не будем и голову ломать на эту тему! Но работу искать надо. Это теперь так, хобби…

Работу Настя взялась искать сразу же. Но легко сказать – «искать». Это даже не иголка в стогу сена. Там, если уж так заявляется, эта иголка точно есть, и если хорошо искать, то может и попадется. А вот работа в кризис – это просто катастрофа. О работе по специальности можно и не мечтать. Тут уж не до профессии. Тут надо думать, как заработать сразу и сейчас. То есть работа нужна такая, которая пусть не много, но будет давать ежедневно.

– Стоп! Что значит «не много»? – спросила сама у себя Настя. Она в последнее время, как бабка старая, любила рассуждать вслух. – Это «не много» не даст ни за квартиру заплатить, ни долги отдавать.

Но все это были лишь мысли вслух. Пока что ни о какой работе речь не шла, хотя Настя и готова была на любую.

У Никиты кризис и вынужденная трезвость вызывали вспышки дикой ярости, во время которых он крыл в сто семь этажей правительство, законы, страну, политиков известных и не очень. Когда ярость сходила на нет, он начинал брюзжать, что совсем выбивало Настю из колеи. И это все вместо того, чтобы встать пораньше, поехать на биржу труда и найти хоть что-то.

Настя поняла, что если Никита срочно не найдет себе занятие, то все может плохо закончиться. Он менялся у нее на глазах и пугал ее этими изменениями.

Настя провела на кухне мощную ревизию, и обнаружила несколько банок мясных и рыбных консервов, мешок корма для Филимона, много муки, в которой поселились жуки, полмешка сахару, ну, и небольшой запасец круп с макаронами.

В холодильнике тоже кое-что было, правда, не колбаса и сыр, а замороженные картофельные котлеты, клюквы целый пакет, две банки варенья, три банки консервированной кукурузы, две пачки масла, и три пузырька соевого соуса. Не густо, но при разумном подходе жить можно какое-то время.

Больше всего Настю расстраивал младший сын Васька. Когда он, хлюпая простуженным носом, хныкал, что хочет новый киндер-сюрприз, чтоб в нем был самолетик, как у Саши в их детсадовской группе, Настя никак не могла объяснить ему, почему не может купить это шоколадное яйцо.

Тогда Васька шел к Никите, и докладывал ему все, что он думает о кризисе, о родителях и о своей горькой доле. Никита притворно горько вздыхал и нес какую-то околесицу про плохих дяденек из Америки.

Настя не выдержала, оторвалась от просеивания жукастой муки, и сунула нос в комнату:

– Что ты ему примеры какие-то тухлые приводишь, заокеанские? Ты расскажи ему про то, как сам необдуманно с работы ушел, дверью хлопнув, а потом, вместо поиска новой работы, увлекся более приятным. И про меня расскажи, как я на науку пахала, которая, похоже, никому не нужна в этой стране. А на десерт приведи пример из Булгакова.

– Это про что? – удивленно спросил Никитос.

– Это про кризис, который не в клозетах, а в головах…

Никита криво усмехнулся, подтолкнул Ваську на выход. Тихонечко сказал:

– Иди, сынок, к маме, она тебе все объяснит…

А сам нежно скрипнул пружинами дивана, отвернулся носом к стене и сделал вид, что уснул. Правда, когда из кухни потянуло жареным, Волков встрепенулся, сел, нашел ногами тапочки, и, шаркая по-стариковски, пополз в кухню.

На ужин были оладьи и глазунья. Четыре тарелки и в каждой по одинокому желтому глазу в голубоватом белке. А к оладушкам была сметана и варенье. Васька похныкал немного, вспомнив киндер-сюрприз, который ему так и не купили не понятно по чьей вине – то ли родителей, которые почему-то не работали, то ли неведомых ему американских дяденек, – но оторвался на оладьях. А под конец еще и мандарин получил.

– Мандарины? – Никита удивленно-театрально приподнял одну бровь. – Первый признак приближающегося Нового года! Знаете, дети, в нашем с мамой детстве этот праздник пах не только елкой, но и мандаринами.

На этом воспитательная часть закончилась, и Никитос спросил у Насти:

– Настен, а где мандаринчик-то взять?

– А мандаринчики, милый, только детям! Никит, ну, ты шутишь, или как? Денег нет. Есть только долги. И дети. А ты сидишь и в ус не дуешь?!

– Я дую! Еще как дую! Но что мне делать, если я не могу ничего найти, Настя?! Что мне делать??? Я ничего не умею делать, кроме как придумывать что-то новое!

– Ну, так придумай что-нибудь! Что-нибудь более простое, чем сувенирная зажигалка на троих!

Услышав, как пренебрежительно жена говорит о том, что было дорого его сердцу, Никита набычился. Молча доел оладьи, – на аппетит обида не повлияла, – и, отставив тарелку в сторону, тяжело поднялся. Он навис над столом, и глядя в Настину макушку, жестко сказал: