Валентина Орлова - Все о советской россиянке. повесть

Как-то с самого утра лил дождь. Маришка и дед с бабкой сидели дома. Дед читал сказку про Финиста Ясного Сокола. Маришка любила сказки и видела, что деду самому очень она нравится. Чтобы не поте] ять строчку, он водил по книге указательным пальцем правой руки. Средний же палец был согнут и крепко, навсегда прижат к ладони. С такой рукой дед вернулся с войны. Бабка успевала и слушать, и суетиться по хозяйству. Вдруг Маришка и дед вздрогнули, когда рядом с книгой на столе появился синий продолговатый чемоданчик, а бабка запричитала:” Ну, а это нам, старикам, для чего нужно?» Это был патефон. Патефон Маришка уже видела и даже знала, как заставить его играть. Дед, застигнутый врасплох, смущенно молчал, не зная, что и сказать в свое оправдание. Бабка продолжала ругаться, а Маришка занялась самим патефоном. Неожиданно, всю избу заполнила песня:

«Окрасился месяц багрянцем.

Где волны шумели у скал,

Поедем красотка кататься.

Давно я тебя поджидал.»

Голос, поющий песню, был настолько сильный, что бабке было трудно его перекричать. Она осеклась на полуслове, села, облокотилась на руку и уставилась куда-то вдаль.

Чтобы лучше видеть, как крутится пластинка, Маришка придвинулась поближе к деду. А дед поглядывал на бабку, а сам гладил и Маришкину головку правой ладонью и ее нельзя было спутать ни с чьей другой ладонью в мире.

ЯГНЯТА.

Школа в деревеньке была только начальная, да и то малокомплектная. Деревенька распадалась, детей в ней оставалось все меньше и меньше. Школа находилась рядом с избой деда, может поэтому, когда начинался учебный год у него всегда квартировал кто-то из учителей. Дом деда был просторным пятистенником, состоящим из передней и задней избы. Главной примечательностью задней избы была огромная русская печь с печурками, а передней – двухъярусный стол, накрытый скатертью. На ней были вышиты цветы, по форме похожие на ромашки, а по величине- на цветущий подсолнух. Скатерть скрывала первый, нижний ярус стола. Тут летом хранились книги школьной библиотеки с хорошими рисунками и в ярких обложках, и лежала небольшая стопочка дедовых книг в темных переплетах. Дед проучился три класса в церковно-приходской школе и книги его были на старославянском языке. Из них он иногда зачитывал вслух небольшие абзацы, а затем растолковывал прочитанное. Когда Маришка оставалась одна в избе, то усаживалась на полу возле стола и пересматривала всю библиотеку. Из дедовых книг Маришка брала только одну «Жития святых,» потому что только она одна была с картинками. Каждая страница этой книги рассказывала о жизни и муках какого-нибудь святого и тут же был его портрет. Все они -высокие и худые -стояли босиком на холодном полу. Над головой у каждого сиял венец, и смотрели они не прямо sа куда-то вверх, закатив глаза. Только Илью Громовержца нарисовали не так. Он ступал решительно, как-будто хотел выйти со страницы. Плащ на нем развевался, глядел на Маришку в упор и очень строго, а позади него сверкали огромные стрелы молний. Маришка побаивалась этой картинки, но в то же время и жалела Илью. Он не был похож на остальных праведников, и, наверное, ему было неуютно среди них.

В передней же избе, за перегородкой, стояла кровать молоденькой учительницы. Веры Ивановны. В этом году она квартировала у деда. Наступила осень, а за Маришкой все еще не приезжали. У бабки с дедом окотились две овцы. Черная принесла одного ягненка, а белая- двойню. Ягнят держали в задней избе, а когда немного окрепли стали пасти за домом. По утрам ребятишки шли учиться, Вера Ивановна уговорила и Маришку ходить с ними. Дала тетрадь, карандаш. Вечером при свете керосиновой лампы Маришка прилежно выводила палочки.

Так прошло несколько дней ее школьной жизни. Но вот, как-то утром, Маришка проснулась с радостно-тревожным предчувствием. Гера Ивановна уже была готова и поторапливала. Начала собираться, но вдруг заупрямилась и наотрез отказалась идти в школу. Вера Ивановна стала уговаривать, обещала даже ленточку купить, но все напрасно. Со двора в избу зашла бабка. Маришка к ней: «Дай, я сегодня пригляжу за овцами.» Бабка почему-то не удивилась ее просьбе, ни о чем не расспрашивала, а велела только побыстрее позавтракать. День был погожий и солнечный. Присматривать за овцами было не трудно. Они далеко от стожка сена, стоящего за избой, не отходили. Маришка сначала пасла их, а потом присела, и до слез в глазах всматривалась в дорогу у околица деревеньки и все ждала, что вот-вот проедет грузовичок, остановится и высадит долгожданных для нее родителей.

Солнце повернуло далеко за полдень и освещало стожок уже с другой стороны. Овцы дремали. К ним тесно прижались ягнята. А немного поодаль, сиротливо свернувшись калачиком и уткнувшись головой в стожок, крепко спала Маришка.

СТРАХ.

В то лето, когда Маришке уже исполнилось семь лет, и осенью надо было идти в школу, деревенька распалась окончательно. Некоторые семьи уезжали в города, но большинство, как и дед с бабкой, перебирались в село, от которого и откололись лет тридцать- тридцать пять назад. Дом в деревеньке дед только сладил к продаже, а в селе уже купили новый. Потихоньку перевозили вещи, и жили теперь на два дома, поэтому Маришка иногда оставалась только с бабкой, иногда с дедом. Был конец августа, темнело уже рано. Набегавшись, с наступающими сумерками заявилась домой, Дед уже дня три жил один, как мог так и хозяйничал: «Ну-ка, Маришка, -сказал он, – сбегай-ка с чайником к роднику, воды совсем в доме нет.» Родник находился под горой, на краю деревеньки. Несколько ключей било из земли в этом месте. На самый большой когда-то поставили деревянный сруб, а вокруг-вечное болото от маленьких ключей и от копыт скотины. К срубу пробирались по огромным камням, выдолбленным из той же горы. Камни всегда были мокрые и скользкие, а по вечерам на них, как и на срубе, устраивались проквакать лягушки. В нескольких метрах от родника текла речушка, питавшаяся ключами, и начиналась урема.

Маришка быстренько добежала до горы, но вдруг остановилась как вкопанная, дальше идти страшно. Внизу, под горой, уже совсем темно, а вокруг ни души. Босые ноги мерзли, но никакая сила не заставила бы ее спуститься. И такой она казалась себе маленькой и беспомощной в этой ночной, безлюдной тиши, под этим скромным куполом неба с его бесчисленными звездами. Сколько бы еще простояла- неизвестно. Но тут до ее слуха сначала донеслось тихое понуканье: «Но, но.» Затем увидела, а может и почудилось, что увидела, как по дороге, ведущей в деревеньку, ехал кто-то на лошади. И хотя внизу стало еще темнее, Маришка уже не была одинокой. Вихрем слетела к роднику, прошлепала по скользким камням до сруба, лягушки при ее приближении спрыгивали и плюхались в воду, зачерпнула она чайник и так же бегом забежала на вершину горы.