Ольга Фикс - Институт репродукции

– Да ты что, Люда?! – я возмущенно оттерла снова набежавшие на глаза слезы. – Я же акушерка! Я же… роды хочу принимать!

– Эка загнула… Роды. Роды я понимаю. Но это ж в род. блоке. Туда разве пробьешься? А у нас-то – сама видишь. Обсервация. Если одни человеческие роды за сутки – уже, считай, праздник. Вот у меня тут пятеро сейчас спит, так и то из них один даун, а другой отказной. А так-то больше заливки блядские. Скажешь, нет?

Я промолчала.

*

Стремительно надвигалось утро. До пересменки предстояло провернуть столько дел, что ни на какие посторонние мысли и переживания времени просто не оставалось. Сделать уколы тем, кому назначено. Раздать всем градусники, потом отобрать и отметить температуру. Померить беременным давление. Взять, у кого надо, кровь, отнести в лабораторию. Сдать инструменты на стерилизацию, предварительно обеззаразив в дезрастворе и упаковав соответственно инструкции. Вымыть процедурку. Убраться на посту. В сестринской поставить чайник, чтоб был горячий к приходу смены. Умыться, причесаться и вообще привести себя в приличный вид, дабы выглядеть не хужее тех, кто пришел только что из дому.

В остававшиеся полминуты следовало наскоро обдумать, как я буду отчитываться за прошедшие сутки… Впереди маячили три утренние конференции, или, в просторечии «пятиминутки». На первой, своей, я рассказываю старшей акушерке и своей сегодняшней сменщице более-менее все как есть, и вместе мы договариваемся, что и как я буду говорить врачам отделения. На второй, общеотделенческой, врачи нашего отделения выслушивают мой отчет и все сообща решают, что и как говорить на третьей – общеинститутской.

В первое время я часто путалась и ошибалась, к общему ужасу выпаливая на общеинститутской «пятиминутке» как раз то, о чем следовало умолчать. Но это было давно. В конце концов, это не так уж и сложно – понять кому, что и как говорить.

Но вот в предбаннике глухо хлопает дверь, и раздаются деловитые шаги. Стало быть, появилась моя сегодняшняя сменщица Лизка. Она толстенькая, добродушная. Похожа на медвежонка – круглые щеки, маленькие, чуть припухшие глазки, пухлый рот бантиком. Вся такая уютная и домашняя. Мужики наши – что врачи, что ординаторы, вечно норовят зажать ее где-нибудь в уголке и потискать. Она при этом всегда так забавно попискивает – не поймешь, не то хихикает, не то вырывается.

Иногда я ей завидую – со мной вот в голову никогда никому не придет так обойтись. Да и вообще я мужчин, похоже, ни в каком смысле не привлекаю. На улице они никогда не оборачиваются мне вслед, на работе представители противоположного пола обращаются ко мне подчеркнуто безлично: типа прими-подай. Тот же Игорь…

Зимой, на улице, когда коса у меня под шапкой, издалека люди часто окликают меня: «Эй, мальчик!»

На работе, конечно, другое дело. Моя нахальная льняная копнища, толком не укрощаемая никаким лаком для волос, жутко раздражает нашу старшую. Только и слышишь: «Настя, причешись! Настя, пригладь волосы! Настя, акушерка должна выглядеть аккуратно!». Время от времени она прозрачно намекает, что, дескать, с такими волосами единственный выход- побриться налысо. Ага! Чтобы все увидели мои острые оттопыренные уши!

– Насть, привет, как сутки прошли?

– Если честно, Лизка, отвратно.

– А что так?

– Да кошмарный сон! Заливка эта ваша позавчерашняя типа, можно сказать, выкинула. Только вот там никакие не двадцать четыре, а все тридцать оказалось. Натуральный, можно сказать, живехонький младенец.

– Да ну! И чего ты сделала?

– Вот тебе и ну! Да ничего не сделала, в детскую отнесла. С педиатричкой из-за этого поругалась, Марья мне потом еще пистон вставила. До сих пор живой, кстати, хотя его даже в кювез не переложили.

Лизка смотрит на меня как-то странно, хмыкает, но молчит. Я перевожу дыханье, и продолжаю:

– Ну и по мелочи, так сказать. Одни домашние роды, один выкидыш после ЭКО. Тетку ужасно жалко, плачет —разливается. Вроде это у нее не первая уже попытка. В платном боксе вчера с утра роды были, но это не я принимала, свою кого-то позвали. Оплата там по высшей категории идет, предупреждаю – забегаешься на звонок скакать.

– По высшей категории? А чего тогда вдруг к нам.?

– А куда ее еще? Там и сифилис, и триппер.

– Шутишь! Все сразу. в одном флаконе?! Как это она так? Блядь, что ли, чья-нибудь?

Я не успела ответить. Кто-то резко схватил меня за плечо и развернул к себе.

– Настя! А ну быстро рассказывай, чего натворила?

Так. Кажется для меня на сей раз пятиминутка начнется прямо здесь и сейчас.

Вообще-то она хорошая, наша Старшая. И ко мне с самого начала относилась нормально, хотя и ругалась чуть что почем зря, и не особо цензурно, но всегда приговаривала, что это, мол, для моей же пользы, и что я, вообще-то неплохая, она, мол, чувствует что из меня еще выйдет толк. Поднатаскать бы только маленько, дак ведь времени ж нет никакого натаскивать, ладно уж, по ходу дела как-нибудь.

Когда она принимает роды, я могу хоть час простоять у нее за плечом, не дыша. Именно наблюдая за ней, я окончательно убедилась, что мама абсолютно неправа – акушерки они всегда акушерки, будь они хоть домашние, хоть дикие. Другое дело, что бывают хорошие, а бывают плохие. Но это уж как везде.

– Ну как же так, Настя, ну как же так?! Я считала, ты взрослая девочка, доверила тебе отделение (можно подумать – у нее был выбор, особенно когда повальный грипп и половина народу на бюллетене!) а ты, оказывается, совсем младенец, с простой заливкой справиться не смогла!

– В смысле как не смогла? По-моему все благополучно, все живы, все здоровы, какие ко мне могут быть претензии…

Я говорю это мысленно, ведь не такая уж я, в самом деле, идиотка, чтобы не понимать —то-то и оно, что все живы! На меня понадеялись, мне поручили серьезное дело – убить ребенка, а я вот так всех подставила…

– Нет, ну ты поставь себя на мое место, вот сейчас придут родители этой девицы – и что мы им скажем? Поздравляем, у вас родился внучек, прелестный мальчик, очень похож на дедушку, на Вас, то есть! Или что – мне самой сейчас пойти в детскую и как-нибудь по-тихому его придушить? Да уж правильнее было б тебя послать (я на секунду замираю от ужаса), твоя ведь недоработка!

Видимо ужас-таки нарисовался у меня на лице, потому что Старшая только рукой махнула – иди, мол, что с тебя взять… сама знаешь куда.

– Больше происшествий не было?

Я отчаянно мотаю головой.

– Ну хоть на том спасибо. Ладно, иди домой, как-нибудь попробуем тебя выгородить. Лучше тебе сейчас врачам на глаза не попадаться. – И, уже в сторону, с нескрываемым сожалением, – И ведь хорошая, в сущности, девка, толковая, учили-учили. Вечно так – учишь их, учишь – потом все коту под хвост.