Оксана Кириллова - Удар под ребра

– Знаешь, такую глупость мог сделать только ты! – Я пихнула его в бок локтем.

– Это не глупость, – пихнув меня легонько в ответ, возразил Тим. – Это порыв души.

– Как я могу быть уверена, что в очередном порыве души ты однажды не выставишь меня на улицу в халате и тапочках в тридцатиградусный мороз?

– Такое возможно только в одном случае.

– Ого! Интересно, в каком же?!

– Если я вот в этой футболке и шортах и вот в этих, извините, тапочках буду сидеть на снегу рядом и сетовать на то, что один из нас забыл ключ и захлопнул дверь, выходя выбросить мусор.

– Ты часто выбрасываешь мусор в таком виде зимой?

– Да всегда.

– И я должна буду делать это вместе с тобой, да?

– Ну разумеется, я не собираюсь разлучаться с тобой ни на минуту!.. О Боже, я пошутил, ты в порядке? Это не ложь.

На подобные очевидные шутки мой организм реагировал редко – разве что едва ощутимым покалыванием там же, под ребрами. На сей раз не произошло вообще ничего.

– Черта с два, ты совершенно серьезен, – хохотнула я.

– Отнюдь. Вот сейчас – да. – Тим согнал со своего лица улыбку и нарочито деловым тоном отчеканил:

– Никто. Никого. Ни в чем. Ограничивать. Не будет. И привязывать, и навязываться, и надоедать – тоже.

– Это ты расскажешь своей жене. У нас с тобой союз иного рода, – подколола его я.

– Но не менее приятного, – подхватил он. – Выбери день – и я помогу тебе с вещами.

И только в этот миг на меня накатило осознание – масштабное, но при этом почти успокаивающее, как теплая морская волна: да, это действительно произойдет, и это правильно, и это, может быть, станет началом лучшего периода в моей жизни. Осталось только рассказать матери и отчиму. Задача не из простых, если учесть, что до тех пор я ни словом не обмолвилась им о существовании Тима…

– М-м, что ты сказала? Куда уехать? На отдых? – Мама с аппетитом обгладывала куриную ножку, и, глядя на нее, я подумала, что зря затеяла разговор за ужином, да еще довольно вкусным.

Это было самое удобное время, потому что никто никуда не торопился, но все же было жаль портить благостную атмосферу. Вот сейчас начну объяснять, мама отодвинет тарелку и заговорит со мной очень серьезно – и все, вечер насмарку. Ну почему я не подловила момент, когда Яши нет дома? Перед ним-то я отчитываться не собиралась, его можно было просто поставить перед фактом. Все эти мысли тоскливо пронеслись в моей голове за несколько секунд, прежде чем я произнесла:

– Я имела в виду – переехать. Жить.

– Жить? – У мамы сделался обескураженный вид, будто я ни с того ни с сего перешла на китайский.

В сторону отчима я не смотрела – не повернула голову, даже когда он с напускной строгостью спросил:

– С кем это ты собралась жить?

«Тоже мне суровый отец. И с воспитанием уже проехали, папочка», – так и сидело у меня на языке, но как раз для дискуссий момент был явно неподходящий. Моей главной задачей было максимально твердо обозначить свою позицию. Мысленно я уже распаковывала чемоданы в доме Тима, так что отъезд был делом решенным.

– Я собралась жить с другом. Мы… просто дружим, вы его не знаете. – Напрасно я опасалась, что мама начнет скандалить и отговаривать меня – для этого она была слишком поражена.

Машинально откусив еще немного курицы, отложив ее и вытерев руки бумажной салфеткой, она растерянно пробормотала:

– Я думала, у тебя один парень-друг – Гоша.

– Очевидно, речь не о нем, – встрял Яша, снова всколыхнув во мне волну раздражения. Прошло почти десять лет с тех пор, как он переступил порог нашей квартиры, а я все еще воспринимала его как малоприятного навязчивого гостя, который почему-то сует нос в личные дела хозяев.

– Это верно, речь не о Гоше. Его зовут Тим, мы общаемся уже полгода, – пояснила я, осознавая, как все это звучит.

Непонятно откуда взявшиеся сухие факты, которые к тому же должны выстроиться в такую картину, чтобы мать облегченно вздохнула: «А, тогда все ясно, конечно, я тебя благословляю и отпускаю». Да черта с два. Никто не смог бы адекватно оценить книгу, зная только сюжет (вернее, выражаясь литературоведческим языком, фабулу). Попробуй-ка оцени так «Войну и мир»: какие-то люди сражаются и гибнут на войне, а потом все между собой женятся, причем совершенно не в тех комбинациях, какие можно было предсказать в первом томе.

– Вот, значит, где ты пропадала вечерами, – осудил меня моралист Яша. – А я говорил матери, что у тебя кто-то появился.

Его покровительственный тон заставил меня дважды глубоко вдохнуть и выдохнуть, чтобы успокоиться. Мне не раз приходило в голову, что отчим сам, возможно, чувствовал себя неуютно, войдя в уже готовую, по сути, хоть и переставшую быть полной, семью, поэтому непрестанно пытался самоутвердиться, в том числе за счет своих сочинительских упражнений. Но, пусть бы даже все было и так, для меня это принципиального значения не имело: ни понимать Яшу, ни культивировать в себе сочувствие к нему я не планировала. Единственное, чего мне хотелось, это держаться от него подальше.

– «Кто-то появился» здесь не совсем уместно. Наши отношения… они… совершенно иного сорта, – терпеливо возразила я.

– Если так, зачем тебе к нему переезжать? – Мама, кажется, оправилась от первоначального изумления, и ее голос стал тверже, в нем появились даже легкие враждебные нотки. Это означало, что она приняла бой и заняла свою позицию – возможно, наступательную.

– Мне с ним очень уютно и хорошо. Почему бы не попробовать.

– «Уютно и хорошо» – ходи в гости, гуляй, общайся, а жить с ним зачем?

– Просто хочется. – Боже, что же я делаю? Как капризный малыш, не могу обосновать столь серьезный поступок ничем, кроме упрямого желания!

– О, да ты решила хлебнуть взрослой, самостоятельной жизни, – почему-то с удовлетворением произнес Яша, только что руки не потер. – Я знаю, как это бывает. Когда в шестнадцать я поссорился с матерью и ушел из дома, целый месяц жил у друзей, я почти ничего не умел, даже чай заваривать, а все же нашел аж три подработки, чтобы ни у кого не сидеть на шее, но потом-то все равно понял, насколько уютнее домашний очаг…

А, все ясно, он просто нашел повод себя восхвалить.

– Ты был разумным ребенком, – улыбнулась мама, стараясь не замечать, как я морщусь. Думаю, Яша соврал, как обычно, не во всем и заваривать чай в упомянутом возрасте он действительно не умел (духовкой, например, не мог пользоваться и по сей день).

– Да. Я решила хлебнуть взрослой, самостоятельной жизни, – покорно согласилась я.

По крайней мере, этот тезис звучал емко и логично.

– Ты влюблена в него, на что-то надеешься? – Мать задала вопрос в лоб, отлично зная, что я-то лгать не буду. В этом ей со мной повезло.

– Нет. Просто мне нравится… я в восторге от вселенной, которую он вокруг себя создает, и хочу быть ее частью.