Юрий Мудренко - Хроники нестроевой подготовки

– Мама, смотри! – маленькая девочка, выпустив от удивления красный воздушный шарик из своих крохотных ручек, указала на бегущую колонну курсантов.

Через минуту главная парковая аллея заполнилась вся от входа и до самой танцплощадки несмолкаемым топотом сотен сапог и разгорячённым дыханием людей в форме, которым понадобилось совсем немного времени на то, чтобы, оттеснив от ограждения гражданское население, окружить танцпол.

– И чтобы муха не пролетела! – скомандовал старшина.

Танцплощадка была окружена по всем правилам двойным кольцом.

– Отставить музыку! – приказал старшина ансамблю. – Оркестр и девушек просим организованно покинуть танцплощадку.

Повторять не пришлось. До корней волос почувствовав серьёзность намерений подоспевших в разгар общего веселья военных, барышни и музыканты спешно покинули пределы опасной территории, предоставив и её, и оставшееся на ней мужское население для проведения в жизнь экстренных мер воспитательного характера, последовавших незамедлительно. Все парни прикладами автоматов были уложены на деревянный настил.

– Пристрелить бы вас всех, уродов, но пока и этого хватит, – в сердцах воскликнул курсант Петя, чьего друга всего лишь час назад порезали ножом именно здесь, а потом от души пнул в живот какого-то парня, пытавшегося угрожать скорой расправой.

– Ты ещё скажи, что месть твоя будет страшна, дерьмо собачье! А ну, вставай! – Петя за грудки поднял обидчика на ноги. – Давай, попробуй мне отомстить.

И лишь только парень попытался ударить Петю, то нарвался на встречный удар и, потеряв сознание, снова завалился на пол.

– Только и можете, что вдесятером на одного, – прошипел Петя. – Козлы драные!

Когда с экзекуцией было покончено, курсанты построились поротно и походным маршем организованно вернулись в училище.

Парк погрузился в тишину, изредка прерываемую стенаниями и вздохами. Очевидцы поговаривали, что только выбитых зубов набрался целый мешок, а уж синяков и ссадин, наставленных прикладами автоматов и тяжёлыми кирзовыми сапогами с металлическими подковками, и вообще было не счесть.

Ранним утром следующего дня задолго до подъёма училище было поднято по тревоге и построено с оружием на плацу. Рассвет ещё не успел наступить и наполнить живительным солнечным светом землю, а потому выстроенные по ранжиру подразделения были похожи на памятники воинам-освободителям. Личный состав ожидал самого худшего: всевозможных дисциплинарных взысканий, перечисленных весомым перечнем в Уставе внутренней службы.

– Равняйсь! Смирно! – скомандовал заместитель начальника училища, стоя перед строем. – Равнение на средину!

Печатая каждый шаг, полковник Удовченко пошёл на доклад, а приблизившись к начальнику училища, остановился перед ним в двух шагах и громко доложил:

– Товарищ генерал-майор! Львовское высшее военно-политическое училище по вашему приказанию построено. Заместитель начальника училища полковник Удовченко.

Генерал молча выслушал своего подчинённого, а затем повернулся лицом к строю. Он смотрел на застывший, как изваяние, личный состав и молчал. Курсанты в строю не смели шелохнуться, и в наступившей тишине при полном безветрии казалось, что можно услышать биение сотен сердец.

– Вчера вечером около двадцати двух часов курсанты нашего училища организовали самое настоящую экзекуцию, избивая мирное население города Львова в парке культуры и отдыха, в результате которого пострадало более пятисот человек, доставленных впоследствии в лечебные учреждения, – начал генерал. – Это как называется? После вашего визита в парк весь стационар забит и переполнен покалеченными. Бинтов, йода и медикаментов не хватает, чтобы оказать помощь всем раненым. Кто-то умудрился накапать западным корреспондентам, и теперь «Голос Америки», не смолкая, передаёт эту новость во всех красках.

– Сверху… – генерал сделал небольшую паузу, – поступил приказ наказать всех виновных, а к зачинщикам принять самые строгие меры вплоть до отчисления из училища. Одним словом, прославились и проштрафились.

Генерал снова замолчал, очевидно, выжидая, чтобы его слова дошли до каждого курсанта, даже до самого толстокожего.

– А сейчас тот, кто участвовал вчера в избиении гражданского населения, два шага вперёд! – скомандовал начальник училища, и царящую вокруг тишину разрезали два строевых шага, синхронно выполненные всеми военнослужащими.

Генерал смотрел на своих подчинённых и внезапно почувствовал, как в груди у него что-то сжалось, и нахлынувшие чувства чуть было не взяли верх, заставив всерьёз заволноваться, глядя на ребят, готовых быть трижды наказанными и даже отчисленными из училища, но не посрамившими высокое звание курсанта и, как следствие, будущего офицера. Именно эти мальчишки, не задумываясь, готовы идти на смерть, бесстрашно смотреть ей в глаза, а потому побеждать.

– Училище, равняйсь! Смирно! – в голосе начальника от охватившего волнения появилась хрипота. – За поддержание высокого морального духа и проявленные мужество и взаимовыручку объявляю всем благодарность!

Курсанты сделали глубокий вдох и, набрав полные лёгкие воздуха, одновременно выпалили:

– Служим Советскому Союзу!

– Так закончилась эта история, – подытожил свой рассказ Николай и потянулся за сигаретами. – Пойдём, покурим.

– Пойдём, – согласился находившийся под впечатлением Юра.

Потом они втроём долго стояли в тесном, прокуренном до основания тамбуре, выпуская в потолок горький дым, и наблюдали, как за окном мелькают шпалы, а бесконечные рельсы, сливаясь вдали в одну сплошную линию, торжественно исчезают за горизонтом. А Юрино воображение продолжало рисовать застывший строй военного училища и почему-то голые деревья, скинувшие свой наряд от яростного унисона курсантских голосов.

Сентябрь в Питере выдался крайне дождливым. Он пришёл на смену августу, в одночасье заменив безобидную безоблачную картину другой. Это случилось, когда в летнюю изумрудную лазурь синего неба было добавлено несметное количество серой краски, настойчиво и основательно занявшей всё видимое пространство. Дождь шёл сутками, прекращаясь лишь изредка и ненадолго, а потом снова обрушивался нескончаемыми потоками на разбухшую от влаги землю.

Из окна учебного корпуса Юра наблюдал, как в грязи у самого забора с лопатами в руках копошились солдаты срочной службы под руководством младшего сержанта, которому явно не хотелось мокнуть, а потому он стоял под козырьком деревянной беседки и оттуда давал ценные указания своим подчинённым, как и куда отбрасывать землю, чтобы поскорее засыпать траншею нахрен! Вот только поскорее засыпать как раз и не получалось.