Юрий Мудренко - Хроники нестроевой подготовки

– Ну, как сегодня идут дела?

Он медленно проходил каждый метр прямоугольной ямы, внимательно осматривая и стены, и пол, потом цокал языком и показывал, где надо немного подравнять, где углубить, а где и подсыпать песочка, чтобы «труба лежала ровно». И ребята старались, рвали жилы, буквально вгрызаясь в твёрдую землю, как будто бы от качества выполнения этой работы зависела дальнейшая судьба всего училища, и извечный вопрос «быть или не быть?» приобретал вполне реальные очертания. Одним словом, агитировать кого-либо было без надобности.

А потом трудовой август закончился, подведя к логическому завершению и саму идею ударной стройки. Начавшийся сезон дождей постепенно стал наполнять вырытую безупречно ровную траншею водой, день ото дня превращая её в искусственное водохранилище.

По краям вытянутой четырёхугольной ямы образовались оползни, и к недостроенному водоводу стало опасно приближаться.

Слёзы от подобного исхода, конечно же, на глаза не наворачивались, однако настроение у Юры портилось каждый раз, когда его взор натыкался на этот памятник бесполезного труда.

– Смотри, наш водовод засыпают, – тихо в самое ухо прошептал сосед по парте.

И действительно, у забора активно велась работа по ликвидации траншеи, как ненужного сооружения, а прапорщик Зажигов стал старшим прапорщиком, как и обещал ему командир дивизиона. Но всё это уже было неважно, потому что началась учёба, кадетов распределили по разным подразделениям, а Юра попал в батарею капитана Похилюка, который, завидев строй новоявленных курсантов, ткнул пальцем, указав на Юру, и произнёс:

– А этого усатого давайте в мою батарею.

Усы пришлось сбрить практически сразу. Предмет мальчишеской гордости, настоящая гусарская атрибутика, был срезан под корень по приказанию заместителя командира взвода сержанта Нёмы. Как говорил сам сержант, эту безболезненную операцию ему поручил провести командир батареи, во что Юра, конечно же, не поверил, но деваться было некуда: в Ленинградском высшем военно-политическом училище ПВО ношение военнослужащими усов было запрещено. Это касалось не только курсантов, но и офицерского состава и прапорщиков. Любой, кто начинал здесь службу, вынужден был считаться с подобной постановкой вопроса и неукоснительно соблюдать приказ начальника училища, ревностного служаки и редкостного самодура.

Правда, как в каждом правиле бывают исключения, так и в данной, казалось бы, тупиковой ситуации, такое исключение тоже нашлось. Им, как ни странно, оказался полковник Слободян, носивший длинные усы чёрного цвета, закручивающиеся своими концами аккурат под нижнюю губу так, что при желании вышеупомянутый полковник, образцовый офицер, член КПСС и вообще – отличный семьянин, мог при желании их покусывать, что он и делал, когда переставал говорить и погружался в размышления.

Он был один такой – усатый, а потому каждый раз удивлённые взгляды других военнослужащих задерживались именно на его лице, даже со временем, когда, казалось бы, все вокруг привыкли к его густым зарослям над верхней губой. Из-за этого полковник Слободян был, как бельмо на глазу, являлся именно той ложкой дёгтя, которая портила всю бочку мёда, именуемую ЛВВПУ ПВО, а потому начальник училища не мог долго терпеть небритую физиономию какого-то там полковника, который был ниже по рангу, званию, занимаемой должности и возрасту. Не мудрствуя лукаво, он приказал своему заместителю, чтобы тот решил вопрос с усами быстро и безапелляционно.

– И чтобы в двадцать четыре часа их не было! – поставил точку генерал.

Откуда только начальник училища почерпнул это выражение: в двадцать четыре часа? Но заместитель уточнять такую пикантную подробность, чтобы удовлетворить своё разыгравшееся не на шутку любопытство, не стал, а сразу же, без промедления направился на кафедру философии на встречу со Слободяном. Тот в гордом одиночестве что-то писал в кабинете за столом, и был вынужден отвлечься от своих дел, когда к нему в кабинет постучали. Вошёл полковник Седов, сухо поздоровался, а потом минут десять вёл беседу ни о чём. Однако, Слободян сразу понял, что заместитель начальника училища пожаловал к нему в гости неспроста, а потому, пригладив кончики своих усов, спросил напрямую:

– У Вас ко мне какое-то дело, товарищ полковник?

– Скорее миссия, – Седов кашлянул. – Начальник училища приказал Вам сбрить усы.

Слободян приподнял удивлённо брови и, взглянув собеседнику в глаза, спросил:

– И это всё?

– Да, – выдохнул Седов.

– Тогда пусть он мне прикажет лично, – сказал, как отрезал, усатый полковник.

– Совсем офонарел! – воскликнул Слободян, когда оппонент удалился, плотно прикрыв за собой дверь.

Он еле сдержался, чтобы не высказать всё, что думал по этому поводу в лицо заместителю начальника училища, впоследствии похвалив себя за сдержанность.

– Ты даже не знаешь, что в старину тех, кто приносил плохие вести, сажали на кол, – прошептал взбешённый полковник и, с силой сжав пальцы рук в кулаки, резко ударил по столу.

Усы полковник носил давно, ещё со времён лейтенантской юности и никогда их не сбривал, а только аккуратно подравнивал края ножницами, придавая опрятный вид. Лет пять назад Слободян заметил седину на своих усах, а потому стал их подкрашивать басмой, чтобы они по-прежнему оставались чёрными. Эксперимент с хной его разочаровал, потому что хна хоть и закрашивала бесцветные волосы, зато делала их рыжими, а это уже было смешно, во всяком случае, ему так казалось.

И вот теперь это сокровище, настоящие гусарские усы, предмет гордости и, можно сказать, неиссякаемый источник вдохновения, он должен теперь просто сбрить по приказу генерала?

– Дудки! Не выйдет! – подумал полковник и ещё раз на всякий случай перечитал в уставе параграф о внешнем виде военнослужащих.

К собственному удовольствию он отметил, что ношение усов устав не запрещал, а потому состава преступления даже на самый предвзятый взгляд в этом никакого не было.

– Чушь собачья! – уже вслух произнёс Слободян и, убрав устав во внутренний ящик стола, направился в триста шестнадцатую аудиторию проводить лекцию.

А на следующий день произошла знаменательная встреча на ковре в кабинете начальника училища, куда полковника Слободяна вызвали прямо из учебного корпуса, сорвав занятие с курсантами: генерала до глубины души возмутил тот факт, что кто-то посмел не выполнить его приказ. Он так и спросил своего заместителя:

– А что, Вы не передали мой приказ?

А когда получил ответ, что приказ был передан точно и в срок, то сразу же задал очередной вопрос:

– А почему тогда кто-то посмел ослушаться?

Генерал нервно подёрнул плечами, вспоминая, как на утреннем построении во второй шеренге коробки офицеров управления и преподавательского состава по-прежнему обнаружилось лицо с усами, принадлежавшими всё тому же полковнику Слободяну.