Максим Ермаков - Зуд

Ежи поднял глаза и еще раз посмотрел на памятник: Ангетенар Рем, – нужно будет поискать его стихи в библиотеке Келлеров.

Обойдя памятник, Ежи направился к двухэтажному дому, первый этаж которого тускло блестел темными стеклами пыльной витрины, а над входом качалась на одной цепочке вывеска с надписью: «Часы», вторая цепочка порвалась и, извиваясь на ветру, дрожала чугунными звеньями. В витрине множеством разнообразных часовых механизмов тщательно измерялось время – на всех циферблатах 12:06. Ежи посмотрел на свои часы, так и есть – все часы идут верно. На брелоке два ключа, подошел тот, что поменьше, – замок жалобно скрипнул, и дверь тихо поплыла, раскрываясь внутрь магазина.

И вдруг Ежи почувствовал прикосновение, обернулся: это был Фреди – тот самый пьяница из бара «Чистая капля».

– Я вчера был сам не свой, – сказал Фреди, глядя себе под ноги.

– Это точно. – Ежи смотрел на него и видел, что Фреди вовсе не пьян, скорее безумен: он переступал с ноги на ногу, словно пританцовывая, затягивался сигаретой отчаянно, а затем подносил руку с зажженной сигаретой ко лбу и напряженно тер его ладонью.

– …Смеялся над самим собой, думал о том, что не свершится!.. – продолжал Фреди. – Это как пророчество… как заклятье! Мудак!.. – вдруг крикнул он и уставился на Ежи. – Всю жизнь говорить только о себе и служить только себе и своему мозгу, пристрастному, ненасытному. Он хочет каждый раз, каждое мгновенье новой пищи и новых жертв. Для него нет ничего святого, как и для меня после его ночных проповедей.

– Моему мозгу, знающему все мои страхи, не стоит никакого труда пугать меня каждую ночь, – ответил Ежи и сам устрашился слов, сорвавшихся с его языка. Фреди стоял перед ним в оцепенении, он был напряжен: каждая жила на лице и шее его выпятилась и закостенела, на лбу пульсировала синяя вспухшая вена, неживые глаза не моргали.

– О чем ты, Фреди? Что это? – тихо спросил Ежи.

А Фреди вдруг сник, глаза его стали пусты, спокойны и безразличны. Он закурил новую сигарету и тихо произнес:

– Однажды я тоже починил часы… но как? Равновесие нарушено… – он развел руками и медленно побрел куда-то в сторону леса.

Ежи смотрел ему вслед, и странное чувство рождалось в нем: нет, Фреди говорил не о нем, но и не о себе, Фреди говорил о том, чего нет, о том, чего он знать не мог…

Ежи дрожал. Серый силуэт плыл через площадь, мимо памятника поэту – рыжая копна волос, прибитая струями непрекращающегося дождя, светилась серебром воды. Почему он без зонта, подумал Ежи. Что он знает? Фреди остановился у памятника Рему, задрал голову, уставившись на небо, и, повторяя жест поэта, протянул ладонь. Ежи показалось, что Фреди что-то сказал, по крайней мере, его губы шевелились. Лишь одно слово, но какое именно, Ежи слышать не мог. Фреди вдруг обернулся, увидел Ежи и, словно испугавшись того, что за ним наблюдают, бросился бежать, размахивая руками так, будто бы он плывет. Ежи отвернулся. Желудок скрутило. Из мастерской часовщика, сквозь щель открытой двери, веяло безумием – монотонное тиканье множества часов угнетало. Дрожащими руками Ежи закрыл дверь, повернул ключ в замке и пошел прочь.

В «Чистой капле» почти никого не было – обедала пожилая пара: господин с редкими седыми, но до сих пор вьющимися волосами, в клетчатом теплом шарфе, связанном, очевидно, его крохотной женой, сидевшей здесь же, напротив, и с благородным достоинством прихлебывавшей суп серебряной ложечкой. И больше никого. Том тек по барной стойке, огибая пепельницы и чашечки из синего стекла, наполненные ядрами соленого арахиса и фундука. Есть не хотелось, но желудок Ежи сжимался в конвульсиях, и он заказал куриный бульон.

Съев чуть меньше половины тарелки, Ежи медленно поднялся из-за стола, надел плащ и направился к выходу, где и столкнулся с пожилой парой, тоже только что закончившей свой обед и собравшейся уходить. Пожилой господин открыл дверь перед дамой, но та не спешила – она смотрела на Ежи.

– Вы тот молодой человек, что поселился на пятом этаже в доме господина Цамера, не так ли? – спросила она.

– Точно так, – ответил Ежи и представился: – Меня зовут Ежи.

– Эд, – обратилась она к мужу, – этот молодой человек живет над нами, его зовут Ежи.

– Очень приятно, – пожилой господин пожал Ежи руку. – Я Эдуард Вельт, это моя жена Эльза, мы живем в квартире номер шесть, четвертый этаж, искренне рады новому соседу.

– Эд, я испеку пирог, – воскликнула госпожа Вельт. – Ежи, вы непременно должны завтра обедать у нас.

– Господин Ежи, прошу вас не отказываться, такого пирога, какой готовит моя Эльза, вы не найдете нигде, – с улыбкой добавил господин Вельт.

– Спасибо за приглашение. Обязательно буду, – ответил Ежи. – Вы сейчас идете домой?

– Да.

– Если вы не против, я составлю вам компанию.

Они вышли из «Чистой капли», раскрыли зонты. У супругов Вельт был один зонт на двоих: он обнял ее за плечо, она прижалась к нему. Ежи шел рядом, со стороны госпожи Вельт, ибо именно она говорила, глядя все время на Ежи и совершенно не обращая внимания на дорогу, полностью доверяясь в этом мужу.

– Почему вы поселились у Цамера, господин Ежи? – спросила она, лишь только они сделали первые шаги.

– Мне посоветовал господин Керлиц.

– Керлиц? Слышал, Эд?

– Хозяин гостиницы советует снимать квартиру, – как-то неоднозначно ответил господин Вельт.

– Господин Керлиц, кажется, начинает сильно походить на своего брата, – сказала госпожа Вельт.

– На брата? – переспросил Ежи.

– На Тома, – и госпожа Вельт чуть мотнула головой, указывая на дверь, из которой они только что вышли.

– Так они братья?

– Да, Том – старший, но Керлиц, видимо, догоняет его в пристрастии ко сну и неподвижности, если уже ленится работать и способствует съезду постояльца, – улыбнулась госпожа Вельт.

Ежи пожал плечами:

– А мне он показался весьма расторопным и гостеприимным. Думаю, он просто хотел, чтобы я задержался в вашем городе. Дал мне ключи от мастерской часовщика. Ведь у вас нет часовщика. И я действительно подумываю о том, чтобы заняться этим делом – кажется, многие часы идут неверно. Тех денег, что есть у меня сейчас, надолго не хватит. А я решил остаться, мне нравится здесь, так почему бы и не…

Говоря все это, Ежи и не заметил, что супруги Вельт отстали. Осознав, что продолжает путь в одиночестве, Ежи обернулся: Вельт стояли в нескольких шагах от него, и Эдуард, наклонившись к жене, что-то горячо объяснял ей. Ежи осторожно подошел к ним.