Марина Алиева - Человек и Кайрос. Пьесы

Знаете, мне стало страшно!

Мы выступали вместе ещё несколько раз, и всегда этот молодой человек оказывался рядом. Моя Дама пылала таким знакомым жаром, а я ничего не могло поделать. Всякий раз становилось холодно, как той ночью, когда заснула первая Владелица… Нужно было что-то делать. И, вы представляете, случай-то представился!

Однажды моя Дама поехала выступать куда-то за город. В дорогу она меня, естественно, не одела и везла в коробке, чтобы переодеться уже на месте. Там, в заставленной цветами комнате, (где уже дожидался ужасный молодой человек), я было бережно повешено на узорную ширму.

Молодой человек сидел прямо подо мной, болтал и рассматривал какой-то старый журнал. Вдруг он замер. На большой, в полстраницы, фотографии был запечатлен он сам и моя первая Владелица – в тёмных очках и косынке, скрывающей её золотые волосы. Их засняли в тот момент, когда оба садились в такси, и подпись под фотографией гласила: «Миллиардерша убила себя из-за жиголо». Я не знало, что такое «жиголо», но молодой человек явно испугался. Он нервно захлопнул журнал и отбросил его в сторону, на низенький столик. При этом страница с опасной фотографией, как по заказу, загнулась. И нужно было всего лишь смахнуть журнал на пол, чтобы он снова на ней раскрылся.

Я дождалось, когда молодой человек уйдёт, чтобы дать Даме возможность переодеться, и, вытягиваясь изо всех сил, стало подбираться подолом к журналу. Это оказалось совсем непросто, да и времени мне не хватило. Даму быстро причесали, напудрили, и она уже шла ко мне, чтобы снять с плечиков…

И тут я решилось на самоуправство! В конце концов, другого такого шанса не представится. И, как думаете, что я сделало? В тот самый миг, когда плечики больше уже не удерживали, я вырвалось из рук Дамы и упало на журнал, зацепив нужную страницу несколькими бисерными нитями.

Моя Дама охнула, подхватила меня. Журнал грохнулся на пол и раскрылся там, где нужно…

В тот вечер она впервые читала без вдохновения. Настоящие слезы текли из глаз, и я было бессильно чем-либо помочь. Но лучше так, чем засыпать одетой, каменея к утру…

Дома, скомканное на диване и не чувствуя обид на это, я настороженно смотрело на свою Даму, на то, как она пьет что-то терпкое, но, слава Богу, не мужское, и вдруг услышало: «А ведь ты меня спасло, моё любимое платье. Не упади ты на тот журнал… Завтра же отдам тебя в чистку, чтобы даже духа.., даже духа его не осталось!

Вы представляете, какое это было счастье для меня!

В чистке, правда, я ужасно переживало – какой найду свою Даму, когда вернусь? А вдруг она опять станет грустной и достанет из шкафа свои яркие экстравагантные наряды? Но всё обошлось. Пусть горько, пусть с болью, но моя Дама сумела отойти от опасной пропасти, которой не избежала первая Владелица. Да, она стала грустной, но не так… По-другому… Вызывающие яркие наряды, своей пестротой больше напоминающие оперение крикливых глупых птиц, больше не висели в шкафу. Отныне рядом со мной были вещи исключительно благородные, достойные, с которыми мы прекрасно ладили. Показная роскошь сменилась сдержанной элегантностью, и пусть мы реже стали посещать приёмы, довольствуясь только выступлениями, в нашей жизни воцарились гармония и чистая изысканность.

Вы спрашиваете, почему я её оставило? Ах, это какая-то глупость! Недоразумение! Какая-то страшная нелепость..!

Как-то раз, после выступления, моей Даме позвонили. Она что-то радостно закричала в трубку, а потом стала лихорадочно собираться. По дрожи в теле я догадалось, что случилось что-то очень хорошее и очень значимое для неё, и тоже обрадовалось. Не переодевшись, Дама накинула на меня пальто, побежала к машине, а по дороге всё время нетерпеливо постукивала рукой по рулю и бормотала: «Свершилось, свершилось! Наконец-то всё сбывается! Лучше поздно, чем никогда…».

Что сбывается, я так и не узнало. Мы вдруг как-то страшно, дергано, с грохотом и звоном, остановились. Руль безжалостно вдавился в бисер, ломая его. И, вместе с этим стеклянным хрустом, я услышало другой, более страшный хруст… А потом – холод. Тот самый, уже знакомый холод, будто висишь на незнакомой вешалке, неизвестно где… Снова бегали какие-то люди, но меня не сняли. Положили на землю вместе с Дамой, ставшей вдруг абсолютно незнакомой. Потом куда-то перенесли, долго везли в странной машине без окон и, наконец, сняли, но в жутком, безобразном месте!

Вы знаете, я так долго старалось это забыть. Не хотело ничего помнить. Но остались шок, какое-то мелькание, все вокруг почему-то голые… А потом я уже лежу на облезлой лавке, рядом с пальто, бельём и туфлями моей Дамы, и грубые мужские руки ворошат нас, говоря: «Посмотри, тряпки вроде неплохие – может чего и пригодится. Ей-то больше уже не нужно…».