Нина Еперина - Москвичка в кавычках

– Конееечно! – подхватила я издевательским тоном, подмигивая одним глазом Наташке. – Вона мы какие! Высокие, умные, стройны-ы-ы-е!!!

– И красивые! А что! Прямо зам. министры, бля! – бахвалился Толик, принимая мои подколы за чистую монету и лопаясь от собственного «я». Он крутился перед зеркалом у нас на виду, подбоченивался и выставлял по очереди вперед тощую ногу.

«Может, тебе повезет, и ты попадешь на свой настоящий путь? Только не перепутай его с тупиком»… – хотелось сказать мне громко. Но я промолчала, потому что Толик все равно бы не понял. Ведь ему не важно, что в голове малость мякина, а гонору много. Несчастный понтярщик не видел прямых намеков и не понимал, что даже Наташка хмыкала от него в кулак…

Какая тут началась канитель! Перед отправкой мужа на гастролипришлось приводить в порядок весь его гардероб. Господи, за что?!

По величайшему блату мы прикупили два костюма в свадьбешном салоне. Из-за несоразмерности плеч, пятьдесят четвертого размера, и зада, сорок второго, моего благоверного, пришлось все перешивать…

В промежутках между контрабандными делами я шила, не поднимая головы, а ему все не нравилось. Как будто это я виновата, что он такой коряво-кособокий. Так и хотелось выкрикнуть в его рыжую физиомордию:

«Это кто ж тебя такого выродил? Все претензии к маме!»

Ну, хорошо. С брюками, в конце концов, разобрались. Все! Ура! Нравятся! Пошли пиджаки. Сверху ширина плеч остается на пятьдесят четыре, а к низу нужно убрать хрен знает сколько размеров. Хоть ты выточек настрочи, как для большой женской груди! Не дай вам, Господи, иметь под боком такое счастье! Контрабандисткой работать легче, чем на это горе костюмы перешивать.

С величайшими нервами костюмы я подогнала. И вот, когда чемодан, можно сказать, собран, он опять делает мне апперкот под дых! Оказывается, я тоже еду! Администратором. В «Росконцерте» все оформлено еще пять дней тому назад, просили передать. Все росконцертовские бабы тогда у меня обшивались, поэтому и не дергали лишний раз. Тем более, если муж едет третьим директором. Сам и сообщит. Вот он и сообщил!

Ну, скажите, какой человек может такое вот издевательство и подкол выдержать? Ему нужен гардероб, а мне, значит, нет? Специально молчал, сученок, чтобы ему все было сделано, ну, а я, в полном дерьме оказалась!

Я бегала по комнате и громко выступала:

– Да что же это такое? Ему, как девице-красавице, гардеробчик нате пожалуйста, а я сама должна в старых тряпках на люди выходить?

Так, дорогая, без обмороков! Наморщим лоб и займем свои руки искусством! Ну, если уж нам надо, значит, будем творить! За четыре дня мы все сделаем! Без сна и отдыха, чтобы всех убить наповал, к едрене фене!

И натворила!!! А как жаж! Мы ж не какие-то там мос-ква-ква-чки…

Народ Московский да Питерский он сплошь Псковской да Витебский…, читай из Витебской области. г. Барань!

Уезжали все по очереди. Вначале, пораньше, Толик. Он должен был все подготовить, а после встретить участников фестиваля и расселить в гостиницы. Я в команде администраторов занималась отправкой из Москвы.

Всего из разных городов СССР на фестиваль выехало около пятисот артистов – любое прославление советской власти раньше делалось с огромадным размахом и помпой!

Прилетела я в город Алма-Ата. Несмотря на то, что на улице было плюс сорок пять по Цельсию, из аэропорта уезжали согласно рангу. Меня и еще народ в гостиницу повез «Рафик». «Чаек» мы не заслужили. Для тех, кто не знает, Алма-Ата переводится как город яблок. Насчет яблок я не в курсе, а вот арыков там много – то есть канав, идущих параллельно по двум сторонам улицы. Говорят, что из них раньше горожане воду пили. А тогда это было место, куда невоспитанные аборигены бросали бытовой мусор.

Толик встретил меня в гостинице и с порога объявил, что у меня на сборы есть три минуты. Мы едем на прием «а ля фуршет» в республиканское правительство…

И вот так всю жизнь! Их величество не поехали сами встречать жену в аэропорт, оне себя в зеркало холили, крутили сюда-туда свой тощий зад, принимали разные позы, а мне, женщине, на сборы, с дороги, три минуты.

А я вся в поту…

Три минуты… Ну и что! Ничего, мы себя все равно покажем! Мы не пскобские, мы витебские… – поднимала я сама себе морду из салата.

Ясно, лошадь – коль рога!

Ровно через 180 секунд я стояла в самом центре холла. Глазки озорно блестели, я в них изнутри еще юмора накидала. Косметики на лице ровно столько, сколько положено. Ноготки, правда, не совсем обсохли, но с маникюром. Сарафанчик еле-еле прикрывал нашу грудь (между прочим, четвертого размера). На спине ничегошеньки не было, а с талии (а она у нас была шестьдесят четыре сантиметра!), спускалось потрясающее обрамление, украшенное мягкими шифоновыми складками, с набитыми бархатными цветами. Все это обтекало крутые бедра и падало на мраморный пол холла. Стою, короче, как знаменитая актриса Ермолова на портрете кисти художника Серова. Головка вверх и чуть-чуть набок, выражение глаз гордо-неприступно-независимое! Для большей выделяемости из толпы мы еще шпилечку добавили на двенадцать сантиметров. 172+12=184!

Во! Вот какие мы, полюбуйтесь.

Костюм для первого выхода в этом театре жизни. Понтяристого!

Стою это я вот так гордой статуей, и вдруг мне какая-то молодка и говорит:

– Стоишь, москвичка? Ну, стой, стой…

И так у меня настроение поднялось. Сразу как-то резко. «Стоишь, москвичка»… МОСКВИЧКА!!!

Тут и Толик нарисовался. Мы пошли к автобусу. Как сказал муж, в нем поедут «очень веселые люди». Весельчаками оказался ансамбль «Русская песня». Возглавляла его тогда еще мало кому известная Надежда Бабкина – та самая молодка, которая подколола меня в холле. Мы друг на друга посмотрели и… рассмеялись.

Прием проходил в резиденции, выстроенной специально для подобных случаев. На нем были только «народные», «заслуженные», правительство, администрация фестиваля и околокультурная публика. Эти всегда знали, где и что происходило и на каком уровне. Но главное – как на эту халяву просочиться!

Прием проходил «а ля фуршет». Стоя больше входит. Даже, может быть, через край! К концу мероприятия некоторых узкоглазых товарищей обслуга выносила в отдельную комнату и складировала.

Прием был грандиозный! Хвалебные речи перемешивались со звоном бокалов, все гости чинно ходили вокруг огромного стола, заваленного, в связи со всесоюзным дефицитом, целой горой всевозможной отличной жрачки!

Бабкина со своими девушками разбавляла все это русскими залихватскими «конфетками-бараночками», вокруг были сплошь знакомые по экрану лица, все улыбались, ели, пили…

И так пять часов!

Мы вернулись в гостиницу и, конечно же, продолжили. Собрались в номере у знаменитейшего актера, в свое время прекрасно сыгравшего главную роль в «Повести о настоящем человеке» – Павла Кадочникова. Он уже в больши-и-и-их годах был, но еще очень и очень ничего! Даже с нами русскую бацнул. Пели до утра и до хрипоты. Мне было очень весело ровно до тех пор, пока не вышли из номера. И тут началось…