Олег Копытов - Защита Ружина – 2. Роман

Такое ведь было.

На первой защите Ружина.

Бывало и до нее.

А после? Будет?

Декан МЭО оказалась женщиной лет под пятьдесят, ее глаза выступали за веки чуть больше обычного, впрочем, это её не портило, а лишь придавало особого начальственного шарму, дескать, всё вижу. Звалась она Натальей Степановной.

Заведующая кафедрой маркетинга и рекламы тоже оказалась женщиной лет под пятьдесят, когда-то, по-видимому, слыла красавицей, но поскольку только когда-то, скорее всего, теперь была настоящей стервой. Это она доказала при первом же разговоре.

– Полных рабочих мест у нас, конечно, нет. Мы дадим вам только часы, причем я пока даже не могу сказать, сколько именно. Надо еще прикидывать. Но за вас просил ректор, впрочем, дело даже не в нем, за вас просил Сысоев, а все мы знаем, кто такой Всеволод Петрович, и куда он ходит, и кем дружит (с губернатором, с кем же еще! – подал про себя реплику Ружин), отказать мы вам не можем. Давайте так. Сентябрь только наступил, мы все тут пока работаем как бы по временному расписанию, если честно, и по временной нагрузке, но вот к октябрю, я всё точно рассчитаю, распределю и вам позвоню.

«Вот это хуже всего! – думал Ружин, когда ехал домой в до боли знакомом „21-ом“. – Когда тебе говорят: „Позвоните мне 31-го в одиннадцать“ – это значит, что всё железобетонно. Но когда тебе говорят: „Я вам позвоню…“ – то это означает, что ни черта тебе никто не позвонит».

Дома, то бишь в муниципальном общежитии жена всё так же вечерами чистила картошку, вне зависимости от времени суток болтала о том о сем с многочисленными соседками и не менее многочисленными подругами (ах да! – с первыми воочию, а со вторыми по телефону, как по проводному, так и по новомодному сотовому, по второму, кстати, чаще, что толкало Ружина на смутную жлобоватую тревогу). Дочери (сейчас, в сентябре 2004-го одной шесть с копейками, другой ровно пять) целыми днями носились по двору, впрочем, и по комнате тоже. Сын, правда, ушел жить к бабушке. Иначе, честное слово, спать впятером в шестнадцати в половиной метровой квадратной комнате (сыну, как помним, к этому моменту уже шестнадцать) было невозможно по закону Архимеда. Впрочем, в силу своего неопределенного возраста сын часто с бабушкой ругался (нет-нет, Ира! – конечно, просто имел некоторые разногласия). Егор на некоторое время от бабушки уходил, возвращался в отчий дом, и тогда все спали, просто презрев законы физики и начертательной геометрии в придачу. То есть, жена с дочерьми – на широком диване. Егор – на моем боевом оранжевом матрасе на полу чуть поодаль них. А я… Ну да, калачиком на коврике возле входной, она же выходная двери. Не верите? Проверьте…

Одно Ружина радовало. Оставшийся в наследство от телерадиокомпании «Этогородская» компьютер. С ужасным монитором с чернобурофилетовым мерцанием, но зато системник – «Пентиум второй»! В любое свободное время Ружин строчил на нем свой эпохальный эпопейный роман. «Защита Ружина»! Читали?

Егор, который коллега по работе, наконец, пробил контракт с «Путевыми машинами». Пришел сияющий Роман, объявил об этом и сказал: «Это ваше!» – «Надеюсь, не навеки?» – нескромно переспросил я. «Посмотрим», – почему-то посерьезнел Яшин. Я взял бумажку с телефоном и почти сразу позвонил. В трубке долго бэкали-мэкали, не могли понять, чего мне от них нужно и кто я, в конце концов, такой, а потом сразу взяли и дали телефон генерала. То есть, как помним, генерального директора. На том конце провода, как я представил, был симпатичный подтянутый мужчина, едва за сорок, настоящий инженер хорошей советской, возможно московской выучки. Между прочим, так оно впоследствии и оказалось!

– Я вам коротко о сути, а потом дам телефон человека, который сообщит о некоторых деталях. Понимаете, во всем Советском Союзе была широкая колея. Союз распался, а колея осталась. И дороги продолжают ломаться. И в Латвии, и в Грузии, и у нас, конечно. А предприятий, где выпускаются путевые машины, которые эти дороги способны ремонтировать, на весь бывший Союз после девяностых осталось всего два. В Москве и в нашем городе. На московском предприятии заказов – на столетия вперед, а на нашем…

Он сделал паузу, я ей воспользовался.

– Совсем мало, но только от недостатка информации о вас.

– Хорошо, что вы так на лету схватываете, вы инженер?

– Нет, филолог, но кандидат наук, – зачем-то добавил Ружин.

– Я тоже… Технических… Ладно. Вот телефон Семен Сергеича…

Боже мой! С какой песней, «Наш паровоз вперед лети»!, с каким воодушевлением, с каким романтизмом даже, который, как говорили злопыхатели, давно умер, нет уж!, с каким куражом, с какой скоростью реакции на быстро меняющиеся обстоятельства, с каким самозабвением даже, с каким всепрощением Саньки-фотографа (который нащелкал не только путевых машин, но и болтов и гаек на столетья вперед, а в качестве «шедевра» показал фотку толстенных женских пальцев с тонким карандашом на кульмане), с каким рвением и презрением к своему свободному времени работал Ружин над этим своим проектом! В начале октября он даже чуть не стал сачковать с пар, которые ему дали в академии! Месяц, всего месяц, а проспект уже отдали в типографию! А через две недели это чудо многостраничной рекламы уже вышло из типографии! Это действительно было чудо.

Посудите сами. Итак, проспект в 24 листа формата А4. Обложка; на три четверти золотом, подложкой под золотым фоном – колонны Железнодорожного института Этого города; на четверть – открыточная фотография строгого здания «Путевых машин», над которым – синее-пресинее небо. Разворот генералов, как обычно стандартный, ладно, но и здесь находка: первые буквы текста большие и словно четкие чертежи строгих деталей (так в большинстве текстов, между прочим!). Разворот «Страницы истории»: черно-белые фото первых путевых машин даны в строгих линиях, к которым с белых полей вели линии с такими аккуратненькими – школа, уроки черчения – наконечниками стрел! «Структура предприятия» – никаких коллективных фото поваров перед пенсией! – все в работе! Склонились над кульманами, точат что-то на станках. «Главная задача путевых машин» (Ружин долго бился над названием рубрики, потихоньку сбивая ненужный пафос), на фото – пути, чуть изогнуто ведущие в небо под стоккатно уменьшающиеся Пп… (для меньших «пэ» здесь не хватает шрифта), и первый абзац: «Для железнодорожного транспорта, и особенно такой отрасли как путевое хозяйство железных дорог, сокращение тяжелого ручного труда имеет жизненно важное значение». Ничего лишнего! Как и положено скульптурам Родена! (Или Лисиппа). Венец творения – срединный разворот. Контуры карты Советского Союза! Внутри не красным, легко-золотым! И точками отмечены места, где работают поточные линии и агрегаты ОКБ «Путевые машины» (глубоко спрятанным подтекстом, а у вас они работают?) … Дальше, конечно менее интересно. На всех остальных страницах – чертежи-эскизы и описания самих путевых машин последнего поколения, но специалисту это суперважно, специалист – это Геракл, побеждающий льва, как правило, не голыми руками… Вот такой шедевр и так сверхбыстро сотворил начинающий издатель Андрей Васильевич Ружин. Не без помощи дизайнера Вити и фотографа Саши, конечно. Но здесь, как говорилось, редактор – не какой-то тухлый «только-текстовик», а ответственный за всё! Генератор идей и руководитель проекта… Будем справедливыми, флегматичный Виктор немало в проспект придумал-подсказал… Но вот давайте опять будем справедливыми, работа в творчестве никогда не бывает работой в какой-то там «команде». Все эти модные «команды» придумали самоучки-«психологи», выгнанные из таксистов за педофилию. Творчество – всегда удел или одиночек или диктаторов… Диктатор даже лучше. Под его началом – мощный коллективный разум.