Марс Вронский - Женщина-смерть – 2. Книга вторая. ХХХ 33+

– Возможно. Но без выпивки не завертеть эту шарманку.

Людмила поворачивается на бок лицом к собеседнику.

– Александр Евгеньевич, скажи честно, ты когда-нибудь влюблялся?

– Да, конечно! Вот в данный момент я влюблён!

– Нет, вот так, чтоб до потери пульса! Чтоб вся жизнь наперекосяк!

– Когда я учился в четвёртом классе, я влюбился в одну отличницу… Оленьку. Она была китаянка. Может не чистокровная, уж не знаю… Каждый день я писал ей по стихотворению-признанию. За четыре года набралось несколько томов!

– А потом? Что стало через четыре года? Ты её разлюбил?

– Потом меня совратила её бабка.

– То есть как это? – ошарашенная Людмила даже садится, придерживая одеяло на груди.

– Ну, как это бывает… – он приподнимается, чтоб налить и сразу выпить полный бокал. И налить ещё. – Тебе добавить?

– Нет, спасибо. Так как это случилось?

Саша хмыкает:

– Она подловила меня, когда я заглядывал в окна… Пока я глазел туда, надеясь увидеть Оленьку, старуха подкралась сзади и вытащила из портфеля тетрадку со стихами. Когда она хихикнула, я обернулся…

Сиреневый вечер. Подросток лежит между белого домика. Позади него перед оградой кусты цветущей сирени. В кустах стоит старуха в серой пижаме и конусообразной соломенной шляпе. Из-под шляпы выбиваются седые лохмы. Она листает толстую тетрадь и посмеивается. Парень резко оборачивается, вскакивает и бросается к старой. Та вроде бы и стоит всё время на месте, но мальчишка промахивается вытянутыми руками раз за разом. Обессиленный, со слезами на глазах он останавливается.

– Ну, вот что, Сашок… – бабка-китаянка помахивает тетрадью, как веером. – Если любишь Олю, приходи завтра утром, перед занятиями к нам домой. Только ничего не ешь! Приходи натощак! – и как-то прямо на месте исчезает. Волшебным образом. Парень недоумённо озирается.

На следующий день солнечным ясным утром с портфелем в руке он стоит перед калиткой заветного домика. Входная дверь отворяется, выглядывает старуха.

– Погоди, мы сейчас…

Они выходят с Оленькой, худенькой, китайских кровей девочкой с косичками. Она тоже в пижаме, как и бабушка, только без шляпы.

– Чего ты там стоишь? Пошли в сад! – командует старуха.

Он идёт во двор и за ними. Между цветущими сливами они останавливаются. Парень сильно смущается, старуха наклоняется к его уху, шепчет:

– Не бойся, я ей ничего не сказала! – и уже громко. – Будем учиться дышать. Ты стань тут, ноги чуть расставь, вот так. И выпрямься! На макушке каждого из нас есть крючочек, за который мы подвешены к Небу. Чувствуете? Когда мы вдыхаем, вместе с воздухом в нас входит розовый цы, когда выдыхаем, зелёное загрязнение…

Каратист с Махровой лежат в постели, он поднимается, накидывает халат и с бокалом чистого виски садится перед давно погасшим камином. Смотрит на серый пепел, отхлёбывает, продолжает говорить.

– В тот день старая, провожая меня после окончания дыхательной физкультуры, посоветовала не рукоблудствовать. Иначе, мол, теряется жизненная сила. И научила задерживать дыхание на вдохе, если уж становится невмоготу. С другой стороны молодец! Очень мне помогла… Короче, дыханием мы занимались месяц, до летних каникул, а потом… Потом завела в дом в отсутствии Оленьки и натурально совратила. Только мне она в тот момент виделась не старой тощей грымзой, а молодой, в самом соку женщиной… Только почему-то без лица… И меня, дурачка юного, так стало тянуть к той безликой, что я охладел чувством к Оленьке… Вот такая моя первая любовь.

Пиликает мобильник. Саша берёт.

– Привет, Санёк! – глуховатый, низкий голос. – Ты один?

– Нет, Котяра. Ты что-то хотел?

– Отправь шкуру погулять. Я зайду. Привезут аппаратуру.

– Лады.

Он звонит в другое место.

– Здрасьте! Что у вас сегодня в программе?

– Известная певица Анна Сидорова. Русский романс.

– Отлично. Во сколько начало?

– Уже началось.

Прикрывает трубу:

– Милая, ты не хочешь сходить на концерт?

Людмила не то, что изумлена, она ошарашена:

– Одна?

– Да. И очень быстро. Певица уже поёт. А я вызываю такси. – И в телефон. – Мне нужно одно ВИП-место.

Женщина обиженно поджимает губы, но встаёт и обнажённая идёт к зеркалу. Саша вызывает такси.

И вот он уже в одиночестве сидит перед телевизором с бутылкой пива в руке. В дверь стучат.

– Да!

Парнишка в робе посыльного с большим пакетом и блокнотом в руках.

– Нерозников Александр?

– Ну да…

– Распишитесь и получите товар!

Саша нехотя расписывается, из-за спины посыльного появляется Котяра в своей обычной шляпе и начищенных кирзухах.

– Привет, Санёк! Тут должен быть этот… А! Ноутбук! И диктофон с флэшками! От себя я позволил несколько тетрадок с ручками. Без этого я как-то писаку и не представляю… – ухмылка.

Посыльный захлопнул блокнот, поставил пакет на пол.

– Проверять будете?

Котяра хлопает посыльного по плечу:

– Нет. Но если обманешь, найду и выдерну ноги.

– Лучше уж проверьте! Чтоб я видел!

Желтоватый свет в грязно-зелёном коридоре со множеством дверей. Следственный изолятор. Уныло зевающий охранник в военной форме советских времён встряхивается и кричит в другой конец коридора:

– Ну что, Косой, поржём? Сейчас малолеток пригонят!..

– Да ну тя, Кеша! Спалимся ешё!..

– Да брось ты! Ночь на дворе, кому надо?!

С лестницы слышатся окрики: «Давай, не задерживай! Быстро, быстро! Голову вниз, руки за спину! Пошли, щенки! Косой, принимай!»

В коридор снизу вбегают цепочкой кое-как одетые мальчишки с тряпичными сумками в руках. Лица у всех напряжённые, испуганные. Зевавший до этого Кеша, взбадриваясь, кричит:

– Стоять, уроды! – мальчишки останавливаются, озираясь. – Вы думали, что вы, говнюки, орлы? Как бы ни так! Вы – черви! А посему – лечь! На пол, я сказал! Быстро!

Мальчишки, кроме одного, ложатся на затоптанный многими башмаками пол. В оставшемся стоять мы узнаём Лёху.

– А ты что, червяк говняной, не слышал, что ли?! – багровея лицом, Кеша стукает дубинкой по ладони и приближается к нему. – Лежать, я сказал! Быстро! Или ты по-русски не понимаешь?

– Пошёл на хрен, мент поганый! – голос парня срывается от страха, он бледнеет, но остаётся стоять.

Охранник с размаху бьёт мальчишку по ягодице дубинкой. Тот вскрикивает, покачнувшись, морщится, сдерживая слёзы. Но стоит. Охранник бьёт ещё раз, гораздо сильнее, сбивает Лёху с ног. Он падает на четвереньки, Кеша лупит его по спине. Но парень, уже всхлипывая, всё равно старается подняться.

В следующем кадре он уже в лагерной робе с биркой на груди. И его в какой-то тесной комнате избивают парни постарше, тоже в робах, но с красными повязками на рукавах. Откуда-то из внутреннего кармана Лёха выхватывает шило и без раздумий втыкает его в живот самого крупного из истязателей. Тот вопит, остальные красноповязочники ломятся прочь из коморки.