Иван Державин - Дочь за отца. Зов крови

– Она сказала, чтобы ты завтра подъехала сюда ко мне к десяти утра, раз уж ты мой телефон и адрес помнишь. Она будет тебя здесь ожидать. Сможешь подъехать?

– Смогу.

– Дом не забыла или подсказать?

– Я найду. Третий этаж направо.

– Значит, не забыла. А я тебя вспомнила. Ты такая вся маленькая, не то, что моя Зинка, кобыла. Вот беда-то, вот беда. Но моли бога, что жива осталась. Зинка мне не сразу поверила.

***

На территорию института он прошел вместе с абитуриентами, ничем не отличаясь от них. В отделе кадров ему сказали, что у них не было и нет преподавателя-филолога Петровой Галины Ивановны.

– Филолог Галина Ивановна до недавнего времени у нас работала, – уже у двери услышал он голос, – но она не Петрова, а Скалыга. Скалыга Галина Ивановна, тысяча девятьсот пятьдесят второго года рождения. А вы ей кто?

– Двоюродный племянник ее мужа Петрова Сергея Ивановича.

– Какие-нибудь документы, подтверждающие это родство у вас при себе есть?

Он развел руками и ответил, улыбнувшись:

– Нет. Я не знал, что это потребуется. У меня с собой только паспорт, но там я не Петров и не Скалыга.

Женщина задержала взгляд на его улыбке и сказала смягчившимся тоном:

– Вы извините, но она, когда уходила, попросила нас никому не давать ее телефон и адрес. Позвоните мне завтра, я попробую вечером с ней связаться. Вот вам листок, напишите о себе, чтобы она вас вспомнила.

– Спасибо, она из моих родителей вряд ли кого знает, а меня тем более.

Он повернулся и вышел. Однако, это уже была удача. Фамилия Скалыга – не Петрова, в Москве их должно быть не так много.

Их оказалось всего две: в Текстильщиках и в Тушино. Ближе к МОПИ были Текстильщики, и он поехал туда.

Войдя в подъезд вслед за старушкой, он вдруг разволновался и сделал вид, что пошел пешком. Но подниматься пешком до седьмого или восьмого этажа, где, по его подсчету должна была находиться ее квартира, он при таком сердцебиении не стал, а спустился и воспользовался лифтом.

Время было еще рабочее, но на всякий случай он позвонил. Не услышав ответа, он внимательно осмотрел замок и сделал вывод, что проблем с ним не должно быть: замок был советского производства и открывался ногтем. Из сумки, висевшей на плече, он достал отмычку и уже через минуту входил в бедно обставленную двухкомнатную квартиру. Уже одно это его смутило, так как, насколько он знал, у Ляльки была трехкомнатная квартира. Может, разменяли с доплатой на ее лечение, подумал он, обходя гостиную и спальню.

Он сразу понял, что Лялькой тут не пахнет. Ни одной ее фотографии он не увидел, а вместо нее везде, где только можно было повесить и поставить, были фотографии лопоухого и лупоглазого мальчишки от детсадовского до призывного возраста.

Вдруг он увидел в углу под иконой большую цветную фотографию и замер перед ней. На ней был снят десантник в берете и тельняшке. Угол рамки перерезала черная лента.

– Прости, друг, – проговорил человек вслух, глядя в глаза парня и поспешно вышел из квартиры.

Пока он дошел до машины, он выкурил две сигареты. Усевшись за руль, он взглянул на часы. Ехать в Тушино было поздно: кончался рабочий день.

К встрече с ней он должен подготовиться.

***

Лида не поняла, почему Зина не захотела дать ей свой телефон. Возможно, чтобы Лида не узнала, где она живет. По этой же причине не решилась она позвонить и сама, опасаясь, что у Лиды мог быть определитель номера. Который, кстати, у нее был.

«А я, дура, звонила прямо из дома, – выругала она себя. – Теперь мой адрес она может отыскать по номеру телефона. Ну и что? Пусть отыщет. Тогда почему она боится, что я узнаю ее адрес?»

Она продолжала об этом думать, подходя к пятиэтажной хрущевке на Борисовских прудах.

Дверь открыла сама Зина. Она стала еще выше и красивее. Возможно, она ночевала здесь, так как была в домашнем халате, растрепана и совсем без косметики, хотя еще в лицее увлекалась этим делом. Лиде она показалась расстроенной или обеспокоенной, а может, и встревоженной.

Лидино лицо тоже не излучало радость. Его скорбную бледность подчеркивал по-монашески повязанный черный платок, закрывавший пол-лица. В сочетании с ним ее огромные глаза казались совсем темными. Большие круги под ними, пепельные губы с траурной окантовкой, черное до пят платье и грубые мужские ботинки говорили о том, что жизнь Лиды была далека от радости мирской.

– Ты что, монашка? – спросила удивленно Зина, когда они после объятий и поцелуев прошли в единственную комнату.

– Каждый сейчас устраивается, как может, – ответила смиренным голосом, усаживаясь на стул, Лида. – Везде, куда бы я ни обращалась за работой, вначале требовали с меня деньги, обещая золотые горы потом. А денег у меня нет, да и в принципе я не понимаю, зачем должна их платить. Только в два места меня брали без предварительной оплаты: в публичный дом и в церковь. Так как после того, что со мной сделали, я на всю жизнь возненавидела мужчин, тем более близость с ними, то сделала свой выбор на церкви. И должна сказать, не прогадала: на еду хватает и к богу ближе. А у тебя как? Как я поняла из разговора с матерью, ты тоже неплохо устроилась, если тебе дали квартиру, машину.

– Как дали, так и отберут, если тоже возненавижу мужчин, – ответила Зина и потянулась к сигаретам. – Ты не куришь?

Лида покачала головой и сказала:

– Я о тебе лишь вчера узнала. Когда это случилось?

– Для тебя это очень важно? Я бы не хотела об этом вспоминать.

– Да, для меня это очень важно, потому что я ищу своего отца.

– А где он?

– Он исчез через месяц после той ночи.

Зинины глаза округлились, сделавшись почти желтыми в лучах утреннего солнца.

– И…и до сих пор его нет? – спросила она.

– Нет. Он хотел найти наших с тобой насильников, за что его убили. Я думаю, и с тобой и со мной были одни и те же. Сколько их было у тебя?

– Как и у тебя трое. Игорь и после него еще двое.

– Ты их видела?

– Только одного Игоря.

– У тебя было с ним свидание?

– Можно сказать, свидание. Я попросила его принести мне легкую книжку на английском языке. Он предложил передать ее мне вечером у почтового отделения. Мы встретились и пошли гулять. Дошли до пруда. Там сели на лавку и стали целоваться, а потом он полез мне под юбку. Я, конечно, стала его отталкивать, и тут кто-то накинул мне на голову мешок и зажал рот. Меня сунули в машину, там мешок сняли и завязали глаза. В каком-то доме мне кто-то приставил ко лбу пистолет и спросил, хочу ли я жить. Я, конечно, хотела, и тогда мне приказали быть послушной. Как я поняла, этот с пистолетом ушел, а подошел другой, положил меня на кровать и стал раздевать. Когда я попробовала брыкаться, он стал бить меня по щекам, и я перестала сопротивляться. Он дораздел догола и стал больно щипать и кусать сиськи, по-собачьи поскуливая, а когда я закричала от боли, опять стал бить и елозить по мне, суя свой хрен во все дырки, только что в нос не засовывал. В какой-то момент, когда я крутила головой, повязка сдвинулась, и я увидела Игоря. Помнишь, мы его еще князем называли? – Зина усмехнулась. – Сволочь он, а не князь.