Иван Державин - Дочь за отца. Зов крови

Кроме того, что глаза Ляли сияют, как звезды, ничего больше Игорю в голову не приходило, а ему хотелось что-то пооригинальнее, например, сравнить их со светлячком в ночи или бриллиантом на мамином перстне. Но это ему тоже не нравилось, так как было длинно и не совсем соответствовало тому, что он хотел выразить.

***

Так и не дождавшись, как сияют ее глаза, Ляля повернулась к Игорю и увидела, что он вдруг отпрянул назад и исчез, словно растворился. В следующее мгновенье голова ее оказалась в мешке, грудь больно сдавили чьи-то сильные руки, и она почувствовала, что ее приподняли над скамейкой и понесли спиной вперед. Ноги ее зацепились за край скамейки, и купленные на вырост туфли соскочили на землю. Только сейчас она громко закричала, вернее, пронзительно завизжала и стала вырываться, болтая ногами и вертя головой в мешке. Но крик ее безжалостно оборвала рука, скользнувшая по груди вверх и зажавшая рот вместе с носом.

– Заткнись, а то придушу! – пригрозил ей злой жесткий голос. Такой голос, резкий, как удар кнута, и беспрекословный, бывает у главарей бандитов.

Когда она стала совсем задыхаться и судорожно забилась, рука освободила рот и ухватила ее за шею. Она стала жадно глотать воздух вместе с полиэтиленовым мешком. Она все еще не отдышалась, как следует, когда ее втолкнули в машину, которая тотчас тронулась.

Бандит держал ее за шею и больно надавливал большим пальцем на горло, когда она пыталась пошевелиться. Ни о чем другом, кроме как глотнуть побольше воздуха, она не думала и обрадовалась, что смогла сделать это, когда с ее головы сняли мешок. Но вместо него глаза ей завязали повязкой, и она никого и ничего не успела увидеть. Опять наступила темнота.

Совсем скоро машина остановилась, и ее вывели наружу, по-прежнему держа за шею и периодически придавливая горло. Спотыкаясь, она поднялась послушно по ступенькам на крыльцо и вошла в какое-то помещение. Продолжая держать за шею, бандит приставил ее к стене и спросил:

– Жить хочешь?

Жить для нее означало дышать, и она ответила поспешно:

– Хочу. – И закашлялась.

– Тогда будешь делать все, что тебе прикажут.

– Что я должна делать? – спросила она, всхлипывая.

– Все. Он тебе подскажет. Ты поймешь. Главное, ни в коем случае не ослушаться его, иначе…

Рука отпустила ее шею, и она почувствовала прикосновение холодного металла ко лбу.

– Это пистолет, – пояснил голос, – а они, как известно, стреляют. Человек, которому ты будешь сейчас принадлежать, очень меткий стрелок. Он не промахнется.

Она с трудом поняла сказанное и совсем не поняла, что означало принадлежать, но спросить побоялась, чтобы бандит не схватил ее опять за шею и не надавил на горло.

Ей показалось странным, что слова исходили от бандита снизу, словно он был ростом с ребенка или без ног.

Сзади хлопнула дверь, и послышались легкие шаги, словно кто-то крался на цыпочках. Когда шаги затихли перед ней, первый бандит проговорил голосом, каким обычно разговаривают с ребенком или с очень высоким начальником:

– Можешь приступать. Она будет послушной. А ослушается, бей ее, можешь даже убить.

Вошедший подошел к ней настолько близко, что она слышала его сдерживаемое дыхание и почти видела его взгляды на себе. Какое-то время он стоял неподвижно, затем просунул ей подмышки руки, приподнял ее и уложил на что-то, похожее на лавку. Почувствовав, что он расстегивает ей блузку, она, забыв про предупреждение, закричала «Не-ет!» и стала отталкивать его от себя, а также попыталась сорвать с глаз повязку. Ее схватили за руки и привязали их к ножкам лавки, а чтобы она замолчала, несколько раз ударили по лицу и били всякий раз, когда она так или иначе противилась раздеванию. Но замолчать и подчиняться ее заставили не столько удары, сколько ее нагота и чувство унижения и беспомощности. Почти физически она ощущала прикосновение к телу грязных взглядов.

– Позовешь, когда закончишь, – сказал все тот же голос.

И опять он был на несколько тонов ниже, в сравнении с тем, каким говорил с ней: командным, беспрекословным.

Послышались удалявшиеся шаги, хлопнула дверь, и Ляля тут же вскрикнула от щипка и укуса соска, сначала одного, затем другого, потом груди с ударами по щекам, чтобы она замолчала. Превозмогая боль, она замолчала и закричала еще громче, когда бандит рывком поднял и раздвинули ее ноги. Последовавшие за этим удары по губам и груди слились в одну сплошную боль. В сравнении с ней боль внизу живота показалась ей почти незамеченной. Она сразу поняла, отчего была эта боль, и то, что это уже с ней случилось, сломило ее окончательно, сделав покорной и равнодушной к жизни, потерявшей, как ей показалось отныне всякий смысл. Только бы не было больше боли, молила она. Лишь еще раз она ослушалась, когда толчки внизу прекратились и насильник попытался разжать ей стиснутые зубы, надавливая пальцем на скулы и водя липким членом между губ. Не добившись, он стал бить им членом по губам, еще громче скуля и повизгивая от злости. Из него раньше, как он только подошел, уже исходили какие-то писклявые звуки, но только сейчас она сообразила, что таким образом он сдерживал себя, боясь выдать голосом. Значит, она его знает? Кто он? Неужели Игорь?

Догадавшись, о чем она думает, он с силой дернул ее за волосы внизу и отошел. Она сцепила зубы и сдержала крик, боясь, что он вернется.

Намокшая от брызнувших слез повязка неприятно щипала глаза, нестерпимо хотелось сорвать ее. Услышав стук двери, она попыталась освободить руки.

Но дверь скрипнула с другой стороны, и послышались шаги нескольких человек, она вся сжалась, прижав ноги и приготовившись к новым мукам, возможно, более страшным. Она услышала натужный хрип, в нос шибанул вонючий запах смеси табака и перегара изо рта нагнувшегося над ней бандита и сиплый голос проговорил:

– Приступай, голубок. Опыту ты уже набрался.

К ней неслышно приблизился другой бандит, она еще сильнее напряглась в ожидании ударов и укусов, но он вдруг стал дуть на ее грудь и нежными прикосновениями пальцев стирать кровь, успокаивая боль. С удивлением она отметила, что ей даже приятны его прикосновения, отчего ее тело само расслабилось, а она невольно проникла доверием к этому человеку, совсем не похожему на первого бандита. А руки уже ласково касались ее подбородка и губ. И вдруг он дотронулся губами до ее крепко сжатых губ.

Сбоку кто-то насмешливо хрюкнул, и послышался звонкий молодой голос:

– Во, блябу, дает,

Тотчас раздался топот двух шагов и сиплый голос сердито спросил:

– Долго тебя еще ждать?

Руки с лица исчезли и коснулись ее ног, пытаясь медленно из раздвинуть. К своему очередному удивлению она не оказала сопротивление, совсем не потому, что побоялась побоев. Догадавшись, что он поднялся на лавку, пытаясь встать коленями между ее ног, она раздвинула их шире, приподняв колени. Когда он вошел в нее, у нее неожиданно перехватило дыхание от пробежавшей по всему телу незнакомой приятной волны. Ей хотелось, чтобы это не заканчивалось.