Константин Левтин - Комната с видом на волны

Теперь ему приходилось идти по сугробам вместо протоптанной дороги и со страшным любопытством заглядывать за каждое дерево. Всё это чудовищно замедляло продвижение и тем самым отлично повышало шансы обнаружить еловую веточку сдвинутой с её бесценного, строго определённого положения.

Подходя всё ближе и ближе к тому месту, где какие-то шутники пропилили дырку в монолитной скале и вставили в неё стальную дверь, Бретт почувствовал, как внутри него растёт напряжение. Последние двести метров он и вовсе проделал в точности так, как в тот раз, когда преследовал Янга – переползая по-пластунски от дерева к дереву.

Добравшись до той самой сосны, что уже успела послужить ему пристанищем раньше, Бретт замер и внимательно всмотрелся в заросли у скалы. Луна за последние два часа пробежала по значительной части небосвода, но всё ещё давала неплохое освещение. Облаков по-прежнему не было.

В этот раз Бретт решил не кричать. Всё так же лёжа на брюхе, он дополз до самых зарослей и снова замер, прислушиваясь. А затем встал и резким рывком подрался сквозь ельник. И снова ни одного выстрела в лицо. Бретт выдохнул. Откровенно говоря, куда больше собственной смерти от острой мозговой недостаточности, Бретт боялся того, что никакой двери в скале не окажется. Нормальное, в принципе, опасение для человека, то и дело ощущающего непонятные вибрации, не способного объяснить даже самому себе, откуда на долбанной кухне берётся свежий хлеб и вообще пару дней назад очнувшегося голышом посреди леса.

Несмотря на все сомнения, дверь была на месте, а веточка в том самом положении, в котором он её закрепи. На этот счёт Бретт мог бы поклясться даже здоровьем своих родителей, если бы он, конечно, сумел вспомнить, живы ли ещё старики.

Ни дробовика, ни пистолета Бретт так в доме и не нашёл, а потому в качестве утешительных призов он прихватил с собой острый кухонный нож и тяжеленную пепельницу со стола в гостиной, предварительно выкинув из неё целый террикон серой пыли.

Честно говоря, нож Бретт взял с собой так, на всякий случай. Перебирая в своём воображении всевозможные сцены драк с бородатым Янгом, он так и не смог убедительно представить себя тыкающим человека куском заточенного металла. Даже беря в расчёт те дырки, которые Янг без особых угрызений совести проделал в нём из своего ружья.

Бретт занял позицию справа от двери так, чтобы когда последняя откроется, он оказался бы за ней. Оставалось только надеяться, что тот, кто выйдет наружу, не станет открывать дверь пинком. Бретт поухватистее взялся за боковину пепельницы, поудобнее прислонился к скале спиной и приготовился долго ждать.

Ждать действительно пришлось немало. Однако ждать сытым и тепло одетым было, можно сказать, даже комфортно. В этом состоянии был лишь один значительный недостаток – Бретта отчаянно клонило в сон.

Луна постепенно померкла, а тёмно-синяя ночная мгла растворилась в серо-голубом свете раннего утра. Солнце уже взошло, но в этих местах не было видно реального горизонта. Только горизонт, образованный линией гор. Поэтому солнечный свет был всё ещё рассеянным и сумрачным, куда более тусклым, чем свет полной луны этой ночью.

Бретт старался шевелить ногами, больно щёлкать по лицу перчаткой и ещё больнее бить себя по бедру углом пепельницы. Он, конечно, прекрасно знал о традиционном способе взбодриться в зимнем лесу, но воспоминания о той ночи, когда он сдирал со спины ледяную корку, постоянно заставляли его воздержаться от столь радикального приёма. Наконец он кивнул носом, словно соглашаясь с предложением передохнуть, и захлопнул глаза, но волна горячего страха буквально в ту же секунду выдернула его обратно. Он конвульсивно дёрнулся и с отчаянием понял, что засыпает и не в силах с этим бороться. Только тогда он всё-таки собрал горсть снега, зажмурился и хорошенько растёр им лицо. Снег обжёг его холодом, крупинки проскребли по коже, будто металлическая щётка, а моментально оттаявшие ледяные капли противно скользнули по подбородку прямиком за шиворот. Это отлично пробудило его ото сна. Но лишь на первые пять минут. А вот пришедшее следом согревание разморило его окончательно.

Крупные снежинки бесконечно медленно кружились в неподвижном воздухе. И лишь в самом конце своего долгого падения они ложились в пустые трещины асфальта. Он чувствовал каждую из них: миллионы острых иголочек от снежинок, касающихся километров его старой промёрзшей шкуры ребром, и миллионы мягких прикосновений от снежинок, ложащихся плашмя. Это была настоящая симфония импульсов: острых и мягких, острых и мягких, совершенно разных, абсолютно непохожих друг на друга…

Бретт ощутил колебание воздуха, будто на станции метро, мимо которой без остановки проносится локомотив с десятком вагонов. Он широко распахнул глаза и с удивлением осознал две вещи. Первая – он всё-таки умудрился уснуть. Вторая – прямо перед ним спиной к нему стоял человек с ружьём на спине. Стальная дверь уже снова была закрыта, а ствол ружья, уткнувшийся в небо начал описывать дугу. Справа налево. Человек с ружьём разворачивался к нему. Буквально выпав из сна и всё ещё ужасно плохо соображая, Бретт лишь дёрнулся вперёд и выкинул руку с пепельницей в направлении чужого затылка.

Но в тот же самый момент человек круто повернулся в его сторону, одновременно стягивая с плеча ружьё. Удар Бретта прошёлся мимо рыжей меховой шапки, и на полной скорости обрушился на ствол ружья, превращая нокаутирующее движение в своего рода земной поклон. Пепельница раскололась надвое, а дробовик вылетел из рук уже знакомого бородача. Но последний, похоже, нисколько не удивился такому развитию событий. Он схватил согнувшегося пополам Бретта за пуховик и ударил его с размаху об скалу. Столкновение было таким жёстким, что у Бретта потемнело в глазах, и откуда-то, будто снаружи самого себя, он услышал протестующий хруст костей. Не будь на нём толстого пуховика, Бретт обязательно сломал бы плечо. Но, честно говоря, и без этого боль была за гранью терпимого.

Не теряя ни секунды, Янг постарался довершить начатое. Пользуясь тем, что Бретт ещё и не успел разогнуться, Янг снова ухватил его за пуховик и с силой выбросил колено в направлении головы своего партнёра по танцу. По-прежнему ослеплённый болью в плече, Бретт лишь инстинктивно дёрнулся вверх, но этого было достаточно, чтобы колено прошло мимо – прямиком в скалу. Янг взвыл и разжал руки. В этот момент всё ещё согнутый в своём низком поклоне Бретт понял, что до сих пор продолжает сжимать в руке обломок пепельницы. Он распрямился сам и одновременно с этим выпрямил руку, отяжелённую куском камня, целясь ей в область головы человека, стоящего сейчас в пол-оборота к нему. Это движение заняло сущие мгновения, но растянулось почти на вечность.