Константин Левтин - Комната с видом на волны

Голова далеко не самый мягкий предмет. Каждый, кто получал удар головой в любую другую часть тела, знает это наверняка. Но обломок массивной пепельницы коснулся головы Янга, как обутая в кованый армейский сапог нога касается воздушного шарика. Бретт не почувствовал вообще никакого веса, ни капли сопротивления.

Бородач, ещё секунду назад балансировавший на одной ноге после своей неудачной атаки, подкосился, будто срубленное дерево, и рухнул, бороздя поверхность скалы сначала плечом а, следом, и головой. Он медленно сполз на заснеженную землю, раздирая себе лоб об шершавый камень.

Он явно был без сознания. Или мёртв. Дыша так тяжело, будто он только что без подготовки пробежал супермарафон, Бретт отбросил остатки пепельницы в сторону, достал из кармана припасённый кухонный нож и шагнул в направлении тела. Он пнул тело ногой несколько раз, быть может, лишь немного сильнее и чуть увлечённее, чем того требовалось. Но, как говорится, на всём белом свете не сыскать такой штуки, как «излишняя осторожность». Ответного движения не последовало. Тогда Бретт, всё так же держа наготове нож правой рукой, наклонился за ружьём и убрал его в сторону. Затем он перевернул человека вверх лицом и уложил его на снег, подальше от скалы. Да, это определённо был Янг. Или, скажем так, человек, которого последнее время Бретт у себя в голове называл Янгом. Иначе говоря, это был тот самый психопат-мерзавец, который стрелял в Бретта часов двенадцать назад. Бретт засунул нож обратно в карман. По-кукольному безвольно болтающиеся руки этого бородатого мужика неплохо убедили Бретта в том, что в самое ближайшее время опасаться нападения смысла нет. Он был без сознания. Или мёртв. Вопрос на миллион, что сказать.

Бретт ещё раз наклонился над телом и снял с головы меховую шапку, под которой обнаружилась не только лысая голова, но и очень неприятная рана. Бретт моментально понял, что во время удара кровь не брызнула во все стороны, будто сок из раздавленного помидора, только благодаря этой самой шапке. Её тыльная сторона была насквозь пропитана кровью. Мёртвый бородач… Ах, ты ж, чтоб тебе!..

Придерживая голову Янга левой рукой, Бретт заметил, что кровь продолжает сочиться из раны на затылке. Делала она это медленно и словно небольшими толчками. Похоже, что сердце всё ещё работало. Бретт присмотрелся к телу, надеясь увидеть хотя бы слабое колебание грудной клетки. Но как быстро выяснилось, это было глупейшим занятием в случае, когда человек одет в тёплый зимний пуховик. Янг в этот самый момент мог бы даже тайно исполнять танец живота, а Бретт бы ничегошеньки не заметил.

Отказавшись от идеи разглядеть дыхание, Бретт сдёрнул рукавицу со своей руки, перчатку с руки Янга и попытался нащупать пульс. Пульс нашёлся почти моментально. Бородач был жив. И, несмотря на довольно-таки страшную рану на затылке, мог очнуться в любой момент и доставить Бретту немало проблем. Причём, судя по имеющемуся у них опыту общения, не таких проблем, как позвать полицию или подать иск в суд, а скорее таких, как снова попытаться пнуть коленом в голову. Этого Бретту чертовски хотелось избежать. Однако только сейчас он понял, что абсолютно не рассчитывал брать кого-либо в плен. Не в том смысле, что он рассчитывал убивать всех налево и направо и не оставлять свидетелей, нет. Он действительно брал с собой пепельницу с единственной целью оглушить любого, выходящего из этой двери. Просто в тот момент ему совершенно не приходило в голову, что после, собственно, удачного оглушения у него на руках окажется неподвижная, но всё ещё достаточно опасная тушка. И как прямой результат отсутствия понимания этого простого факта, сейчас у Бретта не было с собой ни мотка верёвки, ни метра липкой ленты, ни чёткого плана дальнейших действий.

Вместе с пульсом на руке бородатого обнаружились аккуратные механические часы: ремешок из грубой коричневой кожи, золотой циферблат без всяких излишеств в виде камней или цифр и две стрелки, показывающие вполне себе утренние семь часов сорок минут.

Судя по снегу вокруг головы, постепенно меняющему свой белый цвет на блёклый бордовый, кровь всё так же понемногу, но без всякой остановки продолжала вытекать из раны. Бретт прошептал пару не самых утончённых слов, наклонился к телу, одним движением расстегнул пуховик и с радостью обнаружил, что на шее Янга имеется плотный шарф. Он стянул шарф, потом, помогая себе коленом, приподнял бородатую голову и наложил на неё тугую повязку. Надо было срочно думать, что делать дальше… Бретт отошёл в сторону от тела, взял в руки ружьё, переломил его пополам и проверил, что оба патрона на месте. Затем он сел на снег лицом к Янгу, взвёл оба бойка, положил ружьё рядом с собой, достал из-за пазухи сандвич с ветчиной, завёрнутый в бумагу, и принялся торопливо есть. Да, человек был ранен и почти умирал. Да, из этой двери в любой момент мог выскочить кто-нибудь ещё. Но Бретту безбожно захотелось есть. Стресс, рана, физическая нагрузка, холод… Любая из этих причин и их сочетаний. Бретт был так голоден, что съел бы сейчас запечённого целиком быка, а ему приходилось довольствоваться жалким бутербродом.

Длина пуховика в очередной раз приятно порадовала Бретта – он мог сидеть на снегу и совершенно не опасаться отморозить себе зад. Бретт задумался на секунду, потом затолкал остатки бутерброда себе в рот, вскочил на ноги, достал из кармана нож и, всё ещё жуя, принялся за работу. Спустя двадцать минут Бретт уже шагал по лесу тяжёлой поступью гружёной лошади и тянул за собой импровизированные сани.

Бретт начал с того, что поменялся пуховиками с бородачом. Это было примерно так же легко, как надеть водолазный костюм на дохлую корову, но он справился. Потом он отрезал от низа своего пуховика несколько полос ткани, чтобы связать Янгу руки и ноги. Кроме того, Бретт согнул вышеозначенные ноги в коленях, чтобы Янг полностью помещался на пуховике, и подвязал их, обхватив куском ткани самый верх бедра и самый низ голени. Следом за этим, Бретт накинул бородатому на голову капюшон, превращая её тем самым в неотъемлемую хвостовую часть саней, а самый низ пуховика разрезал вдоль так, чтобы из этого получилось подобие упряжи. В которую он сам буквально через минуту и впрягся. Перед самым уходом, он снова приладил еловую веточку к нижней части двери.

Янг был знатным кабаном и весил, судя по всему, килограммов под сто. Так что, даже несмотря на дивные скользящие свойства материала, из которого был сделан пуховик, тянуть за собой такую ношу было делом нелёгким. Уже через десять минут ходьбы у Бретта страшно разболелся левый бок. Ружьё, надетое Бреттом через правое плечо, весило, пожалуй, не более трёх килограмм, но в данный момент являлось последней каплей. Той самой каплей, что заставляет тонущий корабль перестать раздумывать и действительно начать тонуть. Бретту на мгновение даже захотелось уложить ружьё поверх бесчувственного тела. Но едва представив себе Янга с ружьём – даже с двести раз разряженным ружьём – у себя за спиной, он моментально отбросил эту идею, как чересчур смелую.