Константин Левтин - Комната с видом на волны

Бретт сам не заметил того, как оказался у еловой поросли. Он осторожно протиснулся за неё и первым делом снова бросил взгляд на веточку, укромно примостившуюся у подножия двери. Веточка была на месте. Бретт подошёл к двери, взялся за ручку и потянул её на себя. Затем попробовал толкнуть вперёд. Дверь осталась неподвижна. Дверь была заперта. Бретт стоял у двери, ухватившись за ручку и не понимая, что делать дальше. Дверь была его последней надеждой. Единственным планом побега. Но дверь была заперта, и замочной скважины у неё не было. А значит, она была заперта кем-то с другой стороны.

Бретт закрыл глаза, и слова отчего-то вновь пришли сами. Кодовая фраза! Ну конечно!.. Конечно, это была кодовая фраза! Позабыв про все предосторожности, Бретт бешено заколотил кулаком по двери. На ум пришёл образ бородача, молящегося своим душевнобольным богам, и Бретт, будто повторяя за ним, произнёс его слова вслух: «Между огней! Посреди океана! Между морей, гор посреди! Прошу, меня отпусти!»

Бретт ощутил, что давление двери исчезло, но почему-то видел вокруг себя лишь непроглядную тьму. А потом он почувствовал, что падает. Или взлетает. От скорости закружилась голова. Бретт зажмурился, и невыносимое, сплетающие кишки в морской узел движение, которое не могло остановиться иначе как резким рывком или ударом, ушло. Просто растворилось. Всё замерло.

Бретт с трудом разлепил глаза и увидел, что лежит на нижней полке вагона, пристёгнутый по всем правилам длительных поездок.

***

Восемнадцатый этаж – это не просто положение над уровнем моря, это точка зрения. Бретт с пластиковым скрипом открыл окно на балконе – древний двойной стеклопакет из тех, что перестали производить аккурат в день его рождения. В лицо ему хлынул плотный, прохладный и, как ни удивительно, для этого покрытого слоем пыли города, свежий воздух с тонкими нотками подступающей зимы и оглушительными послевкусием уличного шума. Конец октября. Ранее утро.

Нет, правда, всё, что ниже пятого этажа необходимо официально признать непригодным для жизни в этой части города. Жить вровень с городским трафиком – это настоящее бедствие, терпеть которое станет только умалишённый. Пыль, гудки машин, крики продавцов утреннего рынка, пыль, пыль, пыль и, наверняка, насекомые – такой микстейп крутят тут в режиме нон-стоп без всяких шансов на спасение. Даже пресловутый восемнадцатый этаж являет собой лишь слабое утешение. Утешает он лишь несколько злорадной мыслью о том, «а что же тогда творится на первом», и очень неплохой панорамой типовых не-слишком-многоэтажек, построенных в каких-то затерявшихся в истории типовых двадцатых годах. Очень слабое утешение, короче говоря.

Взгляд Бретта привлекла некрупная муха, слепо бьющаяся в стекло с удивительной заводной настойчивостью и мягким жужжащим звуком, прерывающимся только в краткие моменты её соприкосновения с невидимой преградой. Бж… Бжжж… Бжж… Какого чёрта?.. Восемнадцатый этаж!.. Сколько энергии должна была потратить эта штуковина, чтобы поднять свои полграмма мушиной массы на семьдесят метров над землёй? Да ей бы пришлось брать с собой в дорогу канистру для дозаправки. Это просто невероятно… И опять-таки, «что же тогда творится на первом»?

Бретт потратил ещё минуту, прикидывая в уме массу крылатой нарушительницы, высоту здания и вероятность того, что муха просто пришла пешком по стене или вообще была рождена и выросла на территории квартиры. Потом он попробовал аккуратно выгнать её в приоткрытое окно. Спустя три минуты безуспешные взмахи руками, призванные выпроводить муху живой, плавно переросли в убийственные, в теории, а в реальности столь же безуспешные хлопки по стеклу, кафелю, пластику и всему остальному. Но мимо мухи. Ещё пятью минутами позже обиженное насекомое ловко скользнуло в глубину дома через тонкий зазор между балконной шторой и приоткрытой дверью. Бретт лишь разочарованно прикинул возможные усилия на то, чтобы поймать эту мерзавку в пяти комнатах, и выглянул в окно. Внизу пёстрая река покупателей и просто прохожих неспешно текла среди пёстрых берегов-торговцев. В меру пёстрых, надо сказать. Шикарная, броская яркость красок, тканей и фруктов восточных базаров не имела никакого отношения к этой тусклой разноцветной безвкусице. Мясная лавка, овощи исключительно зеленого цвета, два ряда джинсов на вешалках, ещё пара мясных лавок, одна из которых мусульманская, а другая почти точная копия первой, но не мусульманская. Россыпи чеснока, хурмы и помидоров, чаще всего просто на земле, иногда на кусках ткани или полиэтилена, ещё реже на наспех сколоченных деревянных столах. Чайная лавка, невзрачные фрукты, другие невзрачные фрукты, какая-то пакость в больших белых мешках – то ли крупы, то ли стройматериалы, не разглядеть. Пластиковая утварь: много больших тазов, вёдер и ещё больше всякой мелочи… В этот момент взгляд Бретта зацепился за яркое пятно синего брезента, на который торговцы выливали, вышвыривали живую рыбу из пластиковых бочек. Только что покинувшие бочки рыбины поначалу бешено бились, подпрыгивали, метались и скользили по всему брезенту, цвет которого вероятно был выбран, чтобы навеять покупателям, а может, и самим рыбам мысли о море. Спустя буквально полминуты рыбы замирали на своём последнем месте и лишь тяжело прогибались дугой, подгоняемые ногами продавцов в ровные ряды. От этого зрелища Бретту стало одновременно и гадко, и тоскливо. Но он, как околдованный василиском странник, всё смотрел и смотрел на синий брезент лавки «Живая рыба».

«Медленно умирающая рыба» было бы куда уместнее, подумалось ему. Каково это, вот так медленно корчиться, задыхаться и ждать смерти на едва влажном синем брезенте?.. Извиваться под вездесущими жёлтыми пиками солнечных лучей и пинками резиновых сапог?.. Что чувствуют эти рыбины, когда идёт дождь? Чувствуют ли они капли дождя на своих шкурах? Легче ли им от этого? Что для них эти капли: тихая надежда, послабление мучений или лишь мелкие пузырьки кислорода, рвущиеся вверх мимо тонущего аквалангиста? Будят ли они, эти капли, воспоминания о доме? Бретт закрыл глаза и мысленно помолил Бога о ливне. Таком ливне, чтобы у каждой, ещё живой рыбы появился шанс извернуться, хватить жабрами холодной дождевой воды и поплыть, рассекая поток, в полуметровой высоте от дорожной разметки. Спускаться по водопадам и порогам, в которые превратятся лестницы, заплывать в окна брошенных машин и настежь распахнутые двери покинутых в панике домов. Что же тогда будет твориться на первом этаже?..

Бретт открыл глаза. Ливня не было, по небу лениво бродили лёгкие облачка, день обещал быть ещё по-осеннему тёплым, хотя по ночам уже случались настоящие заморозки. Из глубины квартиры 11 11 Музыка: My Beautiful Girl (Malo) – Dan Gibson’s Solitudes, включить. едва слышно потекла напевная африканская мелодия, потом звук сменился 12 12 Музыка: My Beautiful Girl (Malo) – Dan Gibson’s Solitudes, выключить. на что-то воздушное, дёргано-скрипичное 13 13 Музыка: The Righteous Wrath Of An Honorable Man – Colin Stetson, включить. и явно набрал оборотов. Что-то брякнуло, звонкий девичий голосок произнёс очень неприличное слово, заревела и захрустела кофемолка.