Николай Кудласевич - Ник Уда

– Видал, что хохлы учудили?

– Евромайдан, что ли?

– Ну, да. Я думаю, что-то будет. Просто так у них такие вещи не заканчиваются, – резюмировал Боря – самый преданный мне товарищ за этой барной стойкой. Он мой ровесник и будущий коллега, если мы, конечно, закончим исторический факультет. Его конек – умение выбирать тему для разговора. Мне иногда кажется, что Боря научился этому мастерству из-за панической боязни пауз в разговоре.

– Да, у них каждые десять лет принято делать «майданы». Традиция такая. С другой стороны, так и проявляется демократия.

Бес встретил мою реплику одобрением. Бес, потому что его зовут Борис Евгеньевич Сулима, и из инициалов получается БЕС. Ему эта аббревиатура не нравилась, и, в принципе, очевидно почему. Уверен, его родители очень сильно смеялись, когда придумывали Боре имя, ведь по святкам из вариантов были еще Валерий и Петр: БЕС, ВЕС или ПЕС. В общем, везение бывает и таким.

– Знаешь, что самое страшное можно увидеть в жизни? – это моя попытка выбить его из молчания.

– Твое отражение в зеркале? – это его ответ.

– Почти, – да, он сбил ценность моей следующей шутки. – Как мой мамон трясется в ритм биению сердца.

Но Боре хватило: он залился смехом. Бесу почему-то нравились шутки про мой зарождавшийся жировой бронежилет. А мне и не проблема: «посмейся над собой сам, и другим уже не захочется». Успокоившись, он вновь вернулся к теме Украины, и это было правильно: благодатная тема.

– Максим, мне просто кажется, что нет смысла хохлам идти в Евросоюз, – орлиный взгляд Бори лег на меня. – Ну, посуди сам. Там они будут последними из тридцати, а в Таможенном союзе могли бы быть вторыми…

– …из четырех. Отличная перспектива. Мне кажется, тут подойдет аналогия с мухой и слоном. Что лучше: быть головой мухи, или задницей слона? Как бы ты ответил?

– Наверное, головой мухи.

– Неправильно. Ничего не лучше, потому что и со стороны мухи, и со стороны задницы слона ты имеешь дело с дерьмом.

Боре понравилось это наблюдение. Почти уверен, что он ретранслирует его где-нибудь еще, чтобы прослыть остроумным. Боря – знатный плагиатор.

– Удивляюсь, почему люди еще не поняли этого? Лучше быть самим собой, никуда не присоединяться и ждать пока все друг друга перебьют. Как Швейцария.

– Или как Бельгия в 1914-м, – да, Боря историк. А какой историк не плагиатор?

На тот момент Украина не была еще темой, на которую можно было потратить целый вечер. Там постоянно проходили всякие митинги и пикеты, поэтому к любому тамошнему протесту у соседей отношение было абсолютно равнодушное. Гораздо интереснее было бы выяснить, где пропадает мой товарищ вместо пар. Было лишь известно, что Боря усиленно пытается найти работу по душе, основная часть которой находилась в кошельке, а остальная жаждала творческой самореализации.

– Борис Евгеньевич, где ты сейчас работаешь?

– А я не рассказывал? В метро, за безопасностью слежу, – самая подходящая работенка для такого орлиного взгляда.

– А что, она собирается сбежать из метро? – самая широкогубая улыбка, грозившаяся перерасти в смех, заняла почетное место на моем лице.

– Что ты своей шрамированной бровью размахался, – Боре нравился мой шрам на брови, полученный в пьяной драке из-за него же. – Платить обещали неплохо, а мне этого достаточно. Правда, скука смертная. У них там людей не хватает, следить некому. Поэтому иногда ты можешь хоть насрать на станции, и никто не заметит. Пассажиры все равно предпочли бы не жаловаться, а морщить носы… если ты понимаешь, о чем я, – Боря сопроводил последнюю фразу хитрым прищуром.

«Да понятно, Борь, ты хочешь насрать на платформе станции метро».

– Самое главное, что от такой скуки мы даже пари устроили. Видел полосы от пальцев на потолке в переходе между линиями метро?

– Нет, никогда не замечал.

– На самом деле их очень много, Макс. Потолок перехода между Купалаўскай и Кастрычніцкай побелен был несколько лет назад, а он очень низкий. Поэтому всякие мудаделы время от времени трогают потолок рукой и оставляют следы от пальцев. Никогда не понимал, зачем они это делают.

– Действительно, зачем? Не обращал на это внимание, но теперь точно посмотрю.

– Так вот, на чьей смене за месяц будет больше таких трогающих потолок идиотов, тот и победил. Все снимается на камеру видеонаблюдения как доказательство.

– А какая ставка?

– Сто долларов.

– О, так мы можем насобирать целую банду таких идиотов, мы же учимся на истфаке. Ты легко выиграешь это пари, а потом проставишься.

– Я подумаю, идея мне нравится. Но вот с проставиться ты перегнул, – да, основная часть души у него в кошельке. – В знак благодарности я просто не вызову на вас наряд, а вы мне потом еще и спасибо скажете.

– С каких это пор трогать потолок стало преступлением?

– Прости, я все еще думал о дерьме на станции. Хотя, в этой стране разве нужен повод, чтобы арестовать человека?

Боря отправился в магазин на этаж выше за добавкой, а мое внимание окунулось в фантазии: «Если бы меня цитировали, то во всех ванильных группах в социальных сетях обязательно появилась бы моя неудачная фотография с подписью (шрифтом TimesNewRoman, курсив, естественно): «Если вы поднимете глаза, то увидите, что кто-то постоянно трогает свой потолок».

Вернулся Боря с двумя литровыми тарами темного пива, в которое влил немножечко водки, и новой темой, в которую привнес немного фирменного себя:

– Забыл спросить. Расскажи мне про свою новую пассию, которая тебя сюда проводила.

Сколько бы Боря не метался между темами разговора, была одна тихая гавань под названием «Женщины», в которую он приплывал под конец каждой беседы. Ее затрагивание было больше внутренней обязанностью Беса, нежели искренним интересом. Боря всегда спрашивал возраст, потом «было уже?», а в конце звучало стандартное «когда свадьба?» Видимо, у него в голове эти события происходили на одной неделе.

– Да, как тебе сказать. Только пару раз встретились. Ничего особенного.

– А сколько ей лет?

– Спрашивать о возрасте мне не интересно. Но не потому, что они склонны его занижать, нет. Просто женщины, с которыми общаюсь, выглядят на лет 30, хотя им всего 24—25. И знать правду было бы слишком неловко для нас обоих.

– Нет, это потому что ты подходишь к красивым и молодым, они тебя отшивают, а ты им в последнем слове и говоришь: «Вы слишком уверены в собственной красоте и притягательности. Позвоните, когда стукнет двадцать девять».

– Ага. А они и звонят.

Боря умеет дарить легкость общения, возможно и случайно, потому что основное его кредо – задавать экзистенциальные вопросы, после которых хочется открутить себе голову из-за затянувшегося отсутствия ответа даже для себя самого.