Артур Ктеянц - Ты никогда не умрешь. Повесть

Я как раз собирался отложить повесть, которую читаю уже больше часа, когда в дверях появился Давид. Одет он в белый спортивный костюм. В гардеробе Давида можно насчитать великое множество спортивных костюмов, и почти все они белого цвета. Он принципиально не носит строгой одежды. Крепкое телосложение и своеобразная походка, выдают в нем спортсмена. В молодости, Давид сильно увлекался боевым самбо.

– Мое почтение, – сказал он и бросил зонт на стойку бара.

Бармен повесил зонт на вешалку и вернулся к работе.

– Привет, Давид. Ты почему не спишь в такую рань, да еще и в субботу?

– Старею, брат, старею. Тридцать шесть – это тебе не хухры- мухры, это, знаешь ли, возраст. Как известно, чем старше человек, тем раньше он просыпается по утрам.

– Антон, принеси нам, как всегда, – крикнул он бармену и присел за столик.

– С утра пораньше? – спросил я.

– Мы по глоточку, тем более что есть повод.

– Что еще за повод?

– Лера беременна.

– Ничего себе! Поздравляю, – воскликнул я и обнял Давида. – Ты же недавно говорил, что вы больше не планируете детей…

– А мы и не планировали.

– Только что жаловался на возраст, ах ты, старый пройдоха.

– Третий ребенок, брат. Мне самому не верится.

Антон принес закупоренную бутылку коньяка, плитку горького шоколада и два бокала.

– А Лера что?

– Ничего, – тяжело вздохнул Давид, – говорит, если буду себя плохо вести, бросит меня с тремя детьми.

– Смешно.

– Да уж.

Давид наполнил бокалы на одну треть.

– Крестным будешь?

– Буду.

– Ну и славненько. Твое здоровье, – сказал он и пригубил, – я не сильно мешаю тебе работать?

– Нет, я давно уже здесь, больше часа читал повесть.

Какое-то время мы молчали, наблюдая, как Антон старательно полировал стойку бара.

– Твои странные отношения с Милой еще продолжаются? – спросил Давид.

– Да.

– Она пугает меня…. Все девушки на свете хотят замуж, а Мила ведет себя, как парень- холостяк.

– Она не верит в любовь, – сказал я, – она другая.

– Я тоже не верю в любовь, но что делать с тобой?

– Я в порядке.

– Мне кажется, ты любишь ее больше жизни, Матфей, признайся, я прав?

– Ты же не веришь в любовь…

– Причем здесь я! Ты в нее веришь, значит, с тобой она может случиться. Прости, что вмешиваюсь, просто я переживаю за тебя. О ней известно только то, что она работает в строительной компании, одна воспитывает шестилетнего сына и живет с родителями. А, ну да, чуть не забыл, – ей 28 лет.

– Мне больше ничего не надо.

– Ты до сих пор не знаешь, кто разбил ей бровь в тот вечер и как она оказалась возле твоего дома, – сказал Давид, наполняя рюмки. – Меня это просто с ума сводит. Ну, как так можно? Я бы уже вытряс из нее всю информацию за те три года, что вы знакомы. Когда она уезжает из города на несколько недель, я вижу, как ты скучаешь, хоть и стараешься не подавать виду.

– Все мои отношения с женщинами заканчивались одинаково. Сюда можно отнести и бывшую жену. Я не знаю, что делать, Давид, не знаю. Я просто импровизирую. Раньше я думал, что нужно быть прагматиком, планировать будущее, но на практике все рассыпалось на мелкие кусочки. Мне тридцать три года, а я до сих пор не нашел себя, не знаю, куда иду.

– Хорошо, почему вы видитесь только раз в неделю?

– Потому что у нее работа, ребенок и много других дел. Не забывай, мы не пара, мы друзья. Кстати, видимся мы чаще. Раз в неделю, точнее, каждую пятницу мы отмечаем день знакомства.

Давид смотрит на меня и слегка покачивает головой.

– Ладно, забудь. Обещаю больше не поднимать эту тему, – еще коньяка?

– Спасибо, я – пас, не то получится, как в той поговорке: утром выпил – весь день свободен. Я должен дочитать повесть.

– Читай, мой друг, читай. Я удивляюсь, как ты до сих пор не надел очки…

– Наследственность хорошая.

В куртке Давида зазвенел телефон. Несколько секунд он смотрит на экран, затем дает отбой и прячет телефон в карман.

– Лера, – тяжело вздохнул он.

– Почему не взял?

– А зачем, я и так знаю, что она скажет. Вот ответь мне на такой вопрос: что такое свобода?

– Не знаю. Ты ждешь, что я скажу – деньги?

– Неправильно! Свобода, друг мой, это когда при выходе из дома ты забываешь мобильный телефон. Мне пора домой, беременных нельзя расстраивать, – сказал Давид, вставая из-за столика. – Рад был повидаться.

Перед тем как уйти, он подошел к Антону и что-то шепнул тому на ухо. Антон кивнул, и они оба посмотрели в мою сторону.

Я вернулся к чтению повести. В баре необычайно тихо. Кроме меня, нет ни одного клиента. Я попросил Антона сделать еще один кофе и убрать коньяк.

– Вы согласны с ним насчет свободы? – спросил Антон, протирая стол.

– В каком-то смысле он прав.

– Нет, не прав. Свобода – это когда тебе ничего не нужно. Свобода начинается там, где заканчивается твое потребительское отношение к жизни.

– Сильно. Сам придумал?

– Нет, отец Алексей научил. Он заходил вчера выпить свой любимый молочный коктейль с корицей.

3

Дочитав повесть до конца, я решил, что буду твердо отстаивать ее перед Семеном Райским. Мне понравился стиль автора, целостность произведения и особенно концовка. Такие повести здорово поднимают настроение. Две вещи в моей работе поднимают настроение: день зарплаты и возможность хоть как-то помочь талантливому человеку с публикацией.

Я вышел из бара и направился домой, но по пути вспомнил об одном деле. Сегодня утром звонил Борис Авдеев – местный поэт, считающий себя живым классиком. Он уже несколько недель назначает мне встречи, а я всячески уклоняюсь, придумывая разные причины. К сожалению, сегодня утром он звонил с незнакомого номера и застал меня врасплох, так что я не успел придумать себе срочное дело. Идти к Борису не хочется, но придется. Живет Боря в пяти минутах ходьбы от моего дома. Борис давно и успешно занимается бизнесом. Он владелец сети магазинов по продаже бытовой техники. Человек веселый, добрый и необычайно сильный. Рост примерно сто девяносто сантиметров и богатырское телосложение. Когда я смотрю на него, сразу вспоминаю Урса из экранизации «Камо грядеши?». Человек этот любит устраивать застолья, на которые приглашает литераторов нашего города и просто знакомых. Приглашает Боря только тех, кто его хвалит, а таких, надо сказать, много. Некоторые всерьез считают его поэтом, кому-то неудобно сказать правду, а иные просто боятся его, потому что всем известно, как Боря реагирует на критику.

Ни один серьезный журнал еще не напечатал ни одного его стихотворения, но зато у Бориса в свои 38 лет есть три сборника стихотворений, выпущенных на собственные деньги, и эти сборники он втюхивает каждому. С людьми, которые осмелились назвать стихи плохими, Борис перестал здороваться, обвинив их в зависти. Наслушавшись комплиментов, он вообразил себя великим поэтом и теперь обвиняет в зависти еще и журналы, не желающие его печатать.