Наталья Лазарева - Нелегалка. 2009—2010

Наталья кое-как поладила с надоедливой Лесей. Женщины положили посередине сидений рюкзаки, улеглись голова к голове, ноги задрали на окна. Когда проснулись, Леся отодвинулась, а Наталья вытянулась на спине, находя некое удовольствие от не лучших дорог как России, так и Белоруссии. Машина тряслась и подпрыгивала, отдавая в затёкшую спину приятной вибрацией.

За всю ночь водитель остановился один раз, на заправке под Псковом. Наталья могла бы выйти и легко добраться до дачи, где обосновались её родители. Они бы обрадовались. Она представила лето в огороде… и поехала дальше.

Следующая остановка была в Витебске, где подобрали еще двоих пассажиров.

Наталья решила размяться. На площади перед железнодорожным вокзалом цвели каштаны и сирень. А в Питере только распустилась черемуха.

Надписи на транспорте и магазинах были на русском языке, если и попадалась вывеска «АПТЭКА», это выглядело даже странно. Говорили все тоже по-русски.

Российские рубли нигде не принимали. Наталья нашла обменник, разменяла деньги, сходила в туалет: совершенно ужасный, в подвале, с незакрывающимися низкими железными дверцами, выкрашенными в мерзкий синюшный цвет. Вместо унитазов – дырки в зацементированном полу.

В кафе купила бутылку кока-колы. Стоящий за ней мужик попросил пива. Продавщица строго сказала: «Пиво до 8 утра не отпускается!» За столиками сидели работяги в изгвазданных робах и накачивались водкой. Им никто не мешал.

Часы перевели на час назад. Попутчицы экономили деньги, надеясь отлить где-нибудь в лесополосе. Водитель пресек все просьбы: «Беларусь – это почти Европа! У нас везде чисто!»

Действительно, чистота бросалась в глаза. Мусора не было даже вдоль дорог. Многочисленные братские могилы, памятники Великой Отечественной войне, а также по не понятной причине не снесенные памятники времен советской власти были облагорожены клумбами.

На выезде из Витебска, на газоне лукойловской заправки мирно паслась рыжая лошадь. Мимо прогрохотал красно-желтый трамвай, с закругленными углами, выпущенный на рельсы не позже 60-х годов прошлого века. По радио объявили: «И о погоде в столице: в Минске +10, дождь». Наталья не сразу сообразила, что это за столица.

В Минске устроились в зале ожидания автовокзала. Вещи в камеру хранения сдавать не стали.

Автобус, предназначенный для перевозки нелегальной рабочей силы в далекую Италию, был комфортабельным и, вместе с питерскими путешественницами, принял толпу москвичек, украинок и белорусок.

Наталья провозилась с багажом и, поднявшись в салон, наткнулась на всклоченную Лесю, ругавшуюся с дылдой. Увидев соседку, дивчина взвыла: «Я заняла места перед дверью, а эта… эта…! Она меня выгнала!» Леся лезла в драку, Наталья пнула ее под зад, придав направление к последним сидениям, на которые пока никто не претендовал, приказала бестолковой девке положить рядом сумку и плащ и отвечать всем входящим «Занято!».

Таким образом, двое суток, в течение которых остальные пассажирки крутились в креслах, они с Лесей то по очереди, то улегшись валетом, блаженствовали на пяти широких сиденьях, отвергнув все попытки долговязой дуры извиниться и поменяться местами.

В автобусе все сразу уснули. Разбудили в Бресте. Остановка. Тепло, красиво. Наталья с изумлением поняла, что здесь нет белых ночей. Ночь была черной, бархатной, воздух такой густой, что его ощущаешь кожей как воду, когда входишь в озеро после грозы. И звёздно.

На белорусско-польской границе первый и единственный раз проверили паспорта. Багаж не досматривали. Вопросов не задавали.

Время перевели еще на час назад. В Польше – полчаса после полуночи. Европейское время.

Утро выдалось пасмурным и душным. Польский пейзаж не отличался от российского, разве что чистотой. Деревья – сосны и берёзы – были кривыми и косыми, словно росли здесь не по климату, как хрущовская кукуруза на советских нивах. Редкие дома находились вдалеке от дорог, а не так, чтобы калитки открывались чуть ли не на шоссе. Вдоль трассы – поля, ярко цветущие чем-то желтым.

Водители, не скрывая презрительных взглядов в сторону пассажирок, грубо объявили: в салоне есть нельзя, горячую воду можно получить лишь на остановке (залить чай, кофе, пюре или макароны). Наталья пропустила запреты мимо ушей. На задних сиденьях было удобно не только лежать, но и есть – никто не видел. Она всю дорогу грызла шоколад, печенье и сухофрукты с орешками. Когда на остановках водилы расслаблялись в кафе, она открывала кулер и наливала себе кипятка для кофе.

16 мая проснулась в два часа дня от бьющего в глаза солнца. За окном все те же сосны и березы и… надписи на указателях на немецком языке.

Мимо промчался мотоциклист в форме, что на ней написано, прочитать не успела, но немецкий! С каким-то нарушителем разбирались стражи порядка.

По ходу, на родине одной из ветвей её предков, дождя не было, лес сухой, дорога от солнца такая бледно-серая, что почти белая.

В пути все очень много спали. Наталья высказала предположение, что через кондиционеры в салоне распыляют снотворное. Все переполошились. Наталья смотрела на попутчиц и дивилась: Они все ненормальные? Подумали б о том хотя бы, что водители не спят и едут без противогазов!

Дороги Германии восхищали. Даже ответвления от автобана, уходящие в сторону небольших, на несколько десятков домов, населенных пунктов, были при обязательных светофорах и пешеходных переходах.

Затем начался космический пейзаж: в несколько раз выше опор высоковольтки, до самого горизонта, выстроились ветряные мельницы, медленно вращающие трехлопастными пропеллерами. Жилые домики вокруг выглядели спичечными коробками. Пушистые, белоснежные облака висели по всему небу. Между гигантских мельниц имелась и обычная, старинная, с четырьмя деревянными крыльями, но она не работала – может, музей или памятник.

Ляйпцих удивлял. Что-то в немцах есть хулиганистое. Везде стены и окна расписаны и разрисованы граффити, часто весьма неприличными. Это никого не трогает – иначе их давно закрасили бы.

В городе много велосипедистов. Газоны нестрижены, и – невероятно! – мусор на тротуарах!

Размеченные велосипедные дорожки и трава, растущая между булыжников на пыльных мостовых, белые лебеди в пруду городского парка, и сам парк – запущенные дебри, где деревья до макушек увиты какими-то плющами так, что не видно стволов.

У аккуратистов-фрицев, впрочем, наблюдался порядок, но без фанатизма.

В автобусе включили видеофильм, врубив звук на полную мощность. Народ общался – тоже громко. Наталья заткнула уши и закрыла глаза. Здоровый сон – верный признак чистой совести. И, как гласит народная мудрость, – совесть чиста, если ею не пользоваться.