Сергей Корнев - 7 жизней. Роман

«А вдруг у неё, правда, кто-то появился? – переживал он. – Вдруг она будет там с кем-то, и я увижу их?».

И только в салоне, в старом кресле с грязной накидкой, когда автобус всё же тронулся, можно было перевести дух.

«Господи, благослови!» – мысленно перекрестился Артём. Он не мог её отдать другому. Не мог и не хотел забыть её после того, что было между ними, после тех трёх сладостных и страстных дней.

Сегодня отмечалось Вербное воскресенье, и в автобусе было полно бабушек с веточками вербы.

Деревенские люди вообще всегда очень громко ездят, но когда едут деревенские бабушки, то «громко» не совсем уместное слово. К тому же их чересчур оживлённое общение между собой перемешивалось с периодически то утихающим, то возрастающим хохотом пьяной компании в конце салона.

А через кресло вперёд молодая мама никак не могла успокоить чем-то очень расстроенного ребёнка. Спать он не хотел. Пить из бутылочки не хотел. Играться с игрушками-погремушками не хотел. А хотел только плакать.

Артём в первый раз ехал в сельскую глубинку и поначалу ему было несколько тяжеловато. Он достал карманный молитвослов и кое-как прочитал последование после причастия.

Батюшка Марк, настоятель Преображенской церкви, настаивал на частом причащении, и Артём послушно причащался каждую неделю. Но со временем это таинство превратилось из события в его жизни в обыкновенную рутину.

«Так делали первые христиане, – говорил отец Марк, – и как можно дерзать отвергать Кровь и Тело Христовы?».

Артём отвергать не дерзал, правда, получалось так, что он дерзал их мало во что ставить. Хотя нет, в уме чтил очень сильно, а на деле весь почёт суета съедала.

Прочитав молитвы, он вытащил плеер и вверил своё сердце музыке.

«Я рождён был ночью, в час молитвы волчьей…» – донеслось из наушников.

Это сразу убрало бабушек, хохот пьяной компании и плач ребёнка, а вместе с ними и «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему с миром» на второй план. Стало привычно хорошо и спокойно. Артём боялся только одного – пропустить неведомую ему Брехаловку.

«Имя мне – Антихрист!» – завораживающе пел голос в наушниках.

За окном скрылось солнце, стало пасмурно.

«Плачьте о душе!..».

Артём, отбивая в такт рукой о колено, при приближении очередной деревни всматривался в дорожный указатель.

«Я на тебе, как на войне…» – запел другой голос, и Артём представил, как он с Машей занимается любовью, а потом вдруг, как с Машей занимается любовью кто-то другой.

«А нам с тобою повезло назло!..».

Артём переключил песню.

«Он пришёл, лишь на час опережая рассвет…» – запел женский голос.

Пробегающие мимо бутылки, бумага, консервные банки и прочая грязь свирепо взирали на него сквозь окно.

«Ты чужой! Ты другой! Ты не мой! Не любый!» – настаивал голос.

Артём отложил наушники и спросил женщину, сидевшую на соседнем кресле:

– Простите, вы не знаете, когда будет Брехаловка?

– Не знаю точно. Нескоро ещё, пожалуй.

Артём снова надел наушники.

«Mein herz brennt!» – ревел уже другой голос.

Засосало в желудке. Надо было всё-таки что-нибудь поесть, уходя из дома.

«Ничего, – подумал Артём. – Пост – богоугодное дело! Помоги, Господи!».

Он отбросил мысли о еде. Главное, что ему нужно, – это встретиться с Машей, объяснить ей всё. Что он любит её.

«Сегодня мы с тобой кайфуем!..», а дальше «Я хочу быть с тобой!.. И я буду с тобой!».

Артём посмотрел на фото Маши в телефоне, вспомнил её губы. Схватило где-то внизу живота.

Вспомнил её руки – «…и свечи, и праздник, и лето, и то, что нельзя… она положила… и шепчет… делай, что хочешь…» – её руки невозможно забыть. И где она так научилась делать? Он не хотел об этом думать.

«Ни о чём не жалей и люби просто так!»

– Молодой человек, я вас обманула, – толкнула его рядом сидевшая женщина. – Вон она, Брехаловка!».

Автобус остановился у невзрачной ржавой остановки, и Артём поспешно вышел. Он огляделся, пытаясь угадать, куда двигаться дальше. Снова охватило волнение. Узнать дорогу до лагеря не представлялось возможным – вокруг не было ни души. Только побитая «копейка» стояла неподалёку. В салоне сидел некий кавказец и разговаривал по телефону. К этим подозрительным иноплеменникам даже просто подойти-то боязно, не то что бы спрашивать что-то. Да и не похож он был вовсе на местного жителя.

Собирался дождь. Время от времени с глухим треском раздавались раскаты грома.

Выход нашёлся. Чуть поодаль Артём увидел обшарпанный стеклянный, советского типа, магазин. Облегченно вздохнув, он устремился к его массивной металлической двери.

В магазине совершенно не было покупателей. Только пожилая продавщица, всем телом оперевшись о прилавок, лениво черкала что-то в большой тетради.

«Какая-то мёртвая деревня!..» – умозаключил Артём.

– Молодой человек, вам что-нибудь отпустить? – вежливо и игриво поинтересовалась продавщица.

– Нет, я хотел просто спросить… – стеснительно пробубнил он. – Вы не знаете, как добраться до лагеря «Звёздочка»?

Она отложила свою тетрадь, оглядела его с головы до ног и прежним тоном ответила:

– Это недалеко. Пойдёте прямо по шоссе, потом увидите лесную дорогу, свернёте на неё, потом от неё будет две дороги. «Буревестник» направо… Значит, «Звёздочка» налево. Поняли?

– Да, понял. Спасибо.

– Да не на чем, – улыбнулась она.

Артём улыбаться не стал, постоял некоторое время у окна и неуверенными шагами вышел из магазина. Нет, дорогу он понял прекрасно. Просто увидел, как по стеклам ударили крупные капли, и пожалел, что не додумался взять зонт.

«Может, лучше переждать? – спросил он сам себя и сам же ответил: – Нет, лучше дойти до лагеря. Пусть промокну. Она увидит, что я промок, и непременно примет меня».

И всё же совсем промокать не хотелось. Выйдя на шоссе, он быстро, насколько возможно, двинулся по обочине. Мимо пролетела та самая побитая «копейка». Артём успел заметить искажённое гневом лицо кавказца и внутренне порадовался, что хватило ума не подходить к нему в Брехаловке.

Дождь, то принимаясь, то отпуская, тревожил не сильно, хотя не трудно было предположить, что всё ещё впереди. Небо, наполнившись грозовыми тучами, помрачнело и мраком этим нависло над унылой дорогой.

Её уныние не могло не передаться Артёму. Ему вообще уныние быстро передавалось. Чтобы опять стало привычно хорошо и спокойно, он снова отдался во власть музыки.

«Рваные кеды по первому снегу…» – заорало в наушниках.

«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного!» – перекрестился Артём, когда увидел по другую сторону шоссе лесную дорогу. И в этот же миг ввалил ливень.

Артём бегать не любил и не умел. Хорошо, что до спасающих крон деревьев с молоденькими листочками было всего ничего – перебежать через шоссе.