Алексей Козлов - Лихтенвальд из Сан-Репы. Том 1. В Нусекве

– Кропоткин! Хватит пока! Разузнай всё! Если будут наезды на этого человека, голову оторвать сразу же! Всем! Понял меня?

– Хорошо! Смотрите, шеф, чем заняты наши земляки? – Вскричал толстенький тиран, опасавшийся гнева начальника.

– Чем? Чем они заняты? Чем? – занервничал тоненький Буратино.

Барон впихнул в руку Кропоткина сложенную газету.

– Здесь темно!

– Вот! Вот! Двенадцатая страница, третья строка сверху! Читай вслух!

– Ну?

Кропоткин угрюмо прочитал объявление: «Пропишу». Было написано одно слово и всё. И далее – номер абонентского ящика, чтобы потом найти было трудно.

– Ну и что такого, казалось бы? – вопросила Народная Воля, – А сколько поводов для размышления! Одна женщина, из тех, кто доживают жизнь на пенсию, рассказала своей подруге одну страшную историю. Вы помните, да нет, нас тут ещё не было, когда здесь цвели конторы, помогавшие беспомощным старикам скоротать старость под дарственную квартиры. Старичок закладывает свою хорошую квартиру в такую контору, контора подыскивает ему площадь поменьше, и до конца его дней кормит и холит его, после смерти получая в свою собственность его жильё.

Как раз в это время эта женщина продавала свою разваленную и разграбленную дачу. Дача была далеко, жить в ней целый год у женщины не было возможности и, окружённая спившимися персонами из деревни, дача подвергалась каждый год нашествию и разграблению. Когда они её продавали, в ней уже не было окон, почти не было мебели, крыша была повреждена, дверь не закрывалась. Естественно, продать дом в таком состоянии можно в двух случаях – найдя сумасшедшего покупателя или намного снизив цену.

И вдруг, когда она уже отчаялась продать своё гибнущее без присмотра имущество, нашёлся покупатель. Это был совсем молодой парень с приятным лицом. Он приехал в деревню, издали осмотрел дом и тут же, не заходя в него, согласился его купить. Женщина была очень удивлена. Как честный человек, она рассказала обо всех обстоятельствах, приведших дом в подобное состояние, о злых соседях, о разграбленном имуществе, удалённости от шоссе, но парень согласился на всё, не торгуясь. Были оформлены все формальности, и дом перешёл во владение странного юного покупателя. Через неделю женщина поехала в деревню, дабы посетить за какой-то нуждой соседей. Она увидела настежь открытую дверь своего дома и вошла в него. Там был безногий, опустившийся старик, пьяный. Около него стояли два ящика водки, один – почти опорожнённый. Бедного инвалида обещаньями заставили подписать бумагу о том, что он меняет свою благоустроенную квартиру в центре города Н. на жилплощадь в пригороде, вывезли его в только что купленную у женщину развалюху, расположенную чёрт знает где, напоили и бросили на полу, оставив два ящика водки в качестве доплаты, полагая видимо, что тот сразу же перепьётся и умрёт. Как потом узнала женщина, через неделю старика вывезли якобы дооформлять кое-какие документы в городок К. и на следующее утро инвалид был найден растерзанным и мёртвым на городской помойке. Всё!

– «Пропишу!», говорите? Какая тяжёлая и убийственная история! Вы, я полагаю, рассказали её нам вовсе не для того, чтобы подивить меня одним причудливым проявлением человеческой преступности в средневековые времена? Я думаю, такие случаи повсеместны! Я думаю, в такой обстановке и врачи, чуть не сказал «враги», смотрят на своих престарелых клиентов глазами хищников и уже не лечат, а провожают в дальний путь! Пропишет?! Вы даже не знаете, что он вам пропишет, если у него воля будет, а я знаю! Он на том свете старичков прописывает, тем и живёт, хлеб жуёт! Он и вам ижицу пропишет, вот что он вам пропишет! Шеф, Вы же знаете, я добрый, но мстительный! Ради бога! Прошу Вас! Лишите юношу жизни за такое! Или лучше детородных функций! – пробурчал Нерон.

– А вот и опоздал с функциями! Он уже мёртв! Заколот в своей постели сегодня утром, десять минут назад! Симпатичный парень, здоровенький, спортсмен, жениться хотел! Его мама пока жива, но уже начинает испытывать после завтрака лёгкое недомогание и резкую боль в желудке! Ей осталось жить сорок шесть минут, двенадцать секунд, потом она умрёт от внутреннего кровоизлияния! Умрёт, к сожалению, в страшных мучениях, прошу заметить! Она – глава риэлторской фирмы «Милость», в которой трудился её законопослушный, талантливый выдумщик-сынишка. На их счету около сорока подобных милостей по отношению к одиноким старикам. Трупов столько же! Мальчик получил проникающие ранения носа, ушей, кистей рук и низа живота! Странностью является то, что в момент смерти он был одет в какие-то зловонные лохмотья! В желудке обнаружено около трёх литров отменного французского коньяка! Это при том, что он не пил совершенно! Ужас! Кошмар! Капли в рот не брал! Странно! Что же случилось? Кто его так угораздило? Вах-вах-вах! Мучительнейшая смерть! Архи – мучительнейшая! Какой ужас! В полицию уже поступил анонимнейший звонок, и две машины выехали на место переступления, так сказать! К сожалению никаких следов, никаких отпечатков и окурков с помадой на месте событий не осталось! Хорошо, что на земле есть ещё небесная справедливость! – с прононсом изрёк Гитболан, отвернулся и о чём-то задумался.

– Класс! Высший класс! Шеф, когда в вас оживает Эрих фон Гитболан былых времён, в моём усталом от человеческой подлости сердце, оживает надежда и весна! Ягнята начинают радоваться жизни! Не слишком ли я витиеват?

– Шеф, шеф, этот подхалим в данном случае абсолютно прав! – зачастил Кропоткин.

Широкая одежда нёсшегося рядом с Народным Буратино толстяка громыхала и хлопала в стремительном потоке воздуха, как переходящее красное знамя. Неприятный толстячок, как оказалось, сумел не просто слинять от разозлённого пьяницы, да ещё и прихватить каким-то образом из закрытого на ключ кейса чиновника важные бумаги. Бумаги, которые он читал теперь по слогам вслух, оказались паршивыми и никчёмными – какой-то центр маркетинга объявлял конкурс «Плаката нового общества Сан Репы».

– Надо же, Нерон, этот кретин чуть не зашиб меня, почти беззащитного, усталого от долгого космического пути! Никогда нельзя давать недругам подловить вас и прервать ваш рост в самом начале! Сколько великих начинаний было убито в зародыше, до того, как им было позволено выйти на широкую дорогу – уму непостижимо! Когда дуб мал и представляет из себя чахлый росток, его нужно охранять от хищных посягательств, только тогда он вырастет в могучее, ничего не боящееся дерево. Так же нужно беречь и лелеять молодой народ! Тридцать лет и три года его надо охранять! А Ли Иванычу я ещё припомню синяк на пояснице, припомню! Будет он ещё у меня харкать своей циррозной печенью! Будет! Прощенья не проси, Ли Иваныч – его не будет! Мопсик!