Виктория Ближевская - Спокойных дней не будет. Книга I. Не в этой жизни

Соня, едва укрытая одеялом, все еще спала, и ее изгибы напомнили ему о событиях прошедшей ночи.

– Соня, Соня!

Он нежно и настойчиво поцеловал ее в плечо, проглядывающее сквозь густые пряди рассыпавшихся волос. Она распахнула дымчатые глаза и улыбнулась ему одними губами.

– Доброе утро! Ты давно проснулся?

– Только что. Прости, что не удержался и разбудил тебя.

Николай убрал завиток с ее щеки и заглянул под приоткрывшееся одеяло.

– Я выспалась. – Она слегка робела под его ненасытным взглядом, но, потакая его желанию, тихо спросила: – Обнимешь меня?

«Да! – сказал себе профессор. – Я женат!» И ненужное одеяло стыдливо соскользнуло на пол.

Подложив руки под голову, Николай с видом балованного кота наблюдал, как она достала из шкафа его любимую и до недавнего времени самую дорогую рубашку, проигнорировав пеньюар, специально приобретенный для завтрака после брачной ночи.

– Эту можно?

Он представил, как разозлится, когда не найдет рубашку на вешалке, но вовремя прогнал эту эгоистичную мысль.

– Тебе можно все. Подойди, я помогу.

Та же квартира, что и вчера утром, и он тот же, а жизнь уже изменилась и, конечно, изменится еще, надо только подождать. Ему не хотелось вспоминать и не хотелось думать о том, что ждет их в будущем. Он лениво размышлял о превратностях судьбы, подарившей ему эту женщину тогда, когда он и думать забыл о семейном счастье. Он представлял, как они будут узнавать друг друга в ближайшие месяцы, как он будет возвращаться с работы в оживший снова дом и, просыпаясь по утрам, удивляться тому, что она рядом.

– Куда ты хочешь поехать в свадебное путешествие? – спросил профессор, прижимая к себе ее юное тело.

– Мне нравится Италия, – секунду помедлив, ответила Соня, но тут же предвосхитила его следующий вопрос. – Но сначала в деревню.

– Куда? – Николай приподнялся на локте и заглянул ей в лицо. – В итальянскую деревню?

– В русскую. Я никогда не жила в деревне. В деревянном доме с печкой, с колодцем, с горластыми петухами по утрам. Чтобы рядом была река, лес и коровы на лугу. Чтобы дождик стучал по крыше, и можно было рвать яблоки прямо с веток. А трава мокрая от росы…

– Боже ты мой! – Николай легонько погладил ладонью ее щеку. – Сколько в тебе романтики! А как же теплое море, рестораны, музеи, магазины?

– Нет, не теперь, – с улыбкой возразила она. – Мы много путешествовали. Я с семи лет училась сначала в Австрии, потом немного в Париже. Еще мы жили в Швейцарии и летом в Италии. Ну и операция в Германии… А на каникулы нас с Мариной отправляли то на острова, то в Юго-Восточную Азию, а однажды мы с Розой съездили в Лас-Вегас, правда, ненадолго. Я только в Австралии не была. Там, наверное, здорово. И в Антарктиде, конечно, тоже, хотя я не люблю, когда холодно. – Соня представила себе ледяную пустыню, завывание ветра и свинцовое небо без солнца и зябко повела плечами. – Но если ты хочешь за границу…

Она спохватилась и умолкла, ожидая его приговора.

– Девушка, повидавшая весь мир, мечтает об убогой сельской экзотике? Что ты там будешь делать?

– Не знаю. Просто жить.

Николай снисходительно посмотрел на жену, и настороженной Соне показалось, что он не одобрил ее выбор. Илья бы тоже не понял, удивился. «Девичья блажь!» И на этом разговор о печке и петухах был бы завершен, потому что он уже снял для нее белую виллу на Сицилии до конца бархатного сезона, среди раскаленных скал у моря. Они втроем с Мариной ездили смотреть ее ранней весной, когда все вокруг только начинало цвести. Позже Марина наотрез отказалась ехать на остров. Горнолыжные курорты или серфинг во Флориде ей нравились куда больше, чем романтическое уединение с книжкой. Но как же чудесно там будет летом! По вечерам волны с довольным урчанием набегают на белый песок, в камнях прячутся серо-зеленые крабы, а звезды кажутся огромными, как медали на черном кителе морского офицера.

На Сицилии ей было спокойно и хорошо. Это было то самое место, где хотелось поселиться вдвоем до конца жизни, когда бы он ни наступил. Люди там были красивые и гордые, и язык как музыка, и музыка как море.

– Ладно, не будем больше о деревне. Давай поедем к морю или в Европу, куда скажешь, – нарочито весело заключила она.

– Глупышка! – Профессор поцеловал жену и не смог сдержать улыбки. – Я отвезу тебя на Волгу. Там потрясающие закаты. Ты таких нигде не увидишь. Будем есть копченого леща и картошку прямо из костра. Неподалеку есть большая ферма. Парное молоко там почти как сливки. И твои петухи по утрам нас будут будить, и баржи басом переговариваться, и в баньку я тебя свожу. Чудо ты мое… итальянское!

Он поймал себя на мысли, что начал говорить, как она, когда перечислял деревенские радости.

– А я тебе завтрак сделаю. Я умею, правда!

Сонино настроение переменилось, как будто в пасмурный день выглянуло солнце. Она выскользнула из его рук золотистой змейкой. Профессор, раскинувшись на новой кровати, прислушался к тому, как вздрогнул на кухне потревоженный старый холодильник, как полилась вода из крана и звякнула ложка в пустой чашке.

Вскоре она вновь появилась на пороге.

– Принести сюда? В постель, – краснея, добавила она.

– Я сейчас сам приду, – выходя из состояния блаженного безделья, спохватился он.

– Но ведь я твоя жена.

Николай поднялся с кровати, накинул халат, чувствуя себя неуютно под ее внимательным взглядом, и потому не смог разобрать, шутит она или говорит серьезно.

– Почему ты решила, что надо подавать мне завтрак в постель? – спросил он, когда они оказались друг напротив друга за столом.

– А разве нет? Роза носила Илье кофе в кабинет, если он работал дома.

На это Николаю было нечего возразить, он не был избалован «красивой жизнью». Зато ему предстояло научиться понимать жену, хотя уже сейчас видно, что между ними огромная пропасть. Соня попыталась еще что-то добавить, но в их разговор ворвался телефонный звонок. Профессор снял трубку и заулыбался.

– Спасибо, Илья. Замечательно. Планы? Давай я дам тебе Соню, пусть она решает.

– Доброе утро, – в следующий миг промурлыкала она, прижимая трубку плечом к уху и срезая спиральную ленту с большого зеленого яблока, и Николай вышел, чтобы не мешать их разговору.

Все, что Илья мог спросить, он знал наперед. Все, о чем молодая жена профессора могла рассказать, он знать не желал. Он провел бессонную ночь в кабинете, потому что грубо отказал жене в супружеских объятиях. Грубость спровоцировала скандал, которого он втайне желал, но который отнял у обоих слишком много сил. А теперь, сидя в офисе, Илья слушал голос ревности, заглушающий голос разума, и листал бумаги. Строчки расплывались и сливались, не давая вникнуть в суть написанного.