Олег Ёлшин - Охота на мамонта-2. Раскаленная крыша

– М-да! – проворчал Алексей, а врач продолжил:

– Травма микроскопическая, на КТ я ничего не вижу, считаю, что ему повезло.

– Но он в коме! – воскликнул Алексей.

– Люди с такой травмой, как правило, находятся без сознания более шести часов…

– Но прошла уже неделя! – не выдержала Оля.

– Вы меня перебиваете, – спокойно заметил врач.

– Простите, – извинилась она.

– В зависимости от степени и места травмы, люди могут оставаться в таком состоянии в течение нескольких дней и… даже недель.

– Недель! – с ужасом произнесла она. А потом?

– Диффузное аксональные повреждения могут быть легкими и обратимыми, а в случае обширных повреждений необратимыми.

– Что это значит?

– Это значит… Мне трудно сейчас дать окончательный прогноз.

– Может быть, нужна операция?

– Операция в данном случае не поможет. Это самая распространенная травма при автокатастрофах, но для нее на сегодняшний день лечения нет.

Он замолчал. Алексей и Ольга смотрели то на врача, то на Илью, который невозмутимо лежал на кровати, прикрытый простыней, и только приборы издавали монотонные, ритмичные звуки.

– Что же делать? – наконец, спросила Оля.

– Ждать. Будем наблюдать, стимулировать препаратами деятельность мозга, снова ждать. Другого рецепта нет.

Он неделю просидел в палате. Целую неделю он не отходил от беспомощного тела, которое уже ненавидел. Ждал в надежде, что оно пошевелится, откроет глаза, проявит хоть какие-то признаки жизни, но все было тщетно. Из палаты не выходил, охраняя. Не спал. Он не умел этого делать. Поэтому ожидание было мучительным. А каждое утро вздрагивал от зычного восклицания, доносившегося из коридора: – Сдать судна! Завтрак! Процедуры! Это напоминало военные команды, словно он находился в казарме. Потом к нему начинали заходить врачи, медсестры, они проверяли приборы, смотрели диаграммы, ставили капельницы, и так до самого вечера. В течение всего дня из коридора доносились топот и гвалт, а ночью, когда солнце склонялось за горизонтом, и больница погружалась во мрак, наступала зловещая тишина. Иногда ему казалось, что слышит за стеной какой-то шорох, непонятные звуки, причитания, но не отходил из палаты ни на шаг. Эти ночи были бесконечно длинными, невыносимыми. И были они невероятно темными. Столько темноты, в которую он смотрел усталым взором, пожалуй, в его жизни еще не было никогда. Беспросветная, безнадежная тьма! Ждать! – пульсировало в его мозгах. Хотя, где сейчас были эти мозги, он не понимал. А утром все с начала – Сдать судна!… Врачи говорили Оле, которая появлялась почти каждый день, что травмы хорошо заживают, остается только выйти из комы. Но как это сделать?… Несколько дней, может быть, недель, – сказал нейрохирург, – обратима, необратима… А если – необратима? Его безвольный полутруп не в силах справиться с болезнью. Но он является его частью, он мыслит, чувствует, существует. Может быть, он может чем-нибудь ему помочь? Кома – что это? Нужна информация! И однажды поздним вечером, когда к нему перестали заходить врачи, он решился из палаты выйти.

Легко перешагнул сквозь стену и оказался в коридоре. Здесь стоял полумрак и тишина. Но, присмотревшись, заметил какие-то тени. Больные в холлах, где, по-видимому, в прежние времена стояли кресла и телевизоры, лежали на кроватях, но повсюду сновали люди, которых он отчетливо мог разглядеть. Некоторые, как сомнамбулы, проходили мимо, кто-то сидел, покачиваясь на кроватях, кто-то стоял, вот мимо пробежал низкорослый мужичок. Он размахивал руками, словно рубил дрова, и мчался дальше. Какая-то бабушка в белой спальной сорочке подошла к нему и галантно предложила: – Потанцуем, милый? В этом одеянии, в свете полной луны она смотрелась, как невеста. Лет ей было за восемьдесят. Он в ужасе отшатнулся и пошел по коридору дальше. Сзади в спину получил удар и замер. Обернувшись, увидел того дровосека, который успел добежать до конца коридора и вернуться назад.

– Не мешай, – оттолкнул его тот. Илья непроизвольно пнул его тоже, мужик взвизгнул и заорал:

– Идиот, из-за тебя я ее потерял!

– Кого? – изумился Илья.

– Слепой, что ли? Бабочку! – он сорвался с места и помчался, размахивая воображаемым сачком, дальше. Илья хотел было двинуться с места, но уже шумная толпа окружила его со всех сторон.

– Чего пришел? Это женская половина! – услышал он.

– Бюджетник?

– Новенький?

– Нет, коммерческий.

– Лежит в люксе.

– Дайте-ка на него посмотреть!

– В одноместном?

– Да!

Шум становился громче, хор голосов мощнее, люди подходили ближе. К нему тянули руки, ощупывали, хватали за шею, за плечи. Один попросил мороженое, ему, видите ли, было жарко, другой денег на операцию, третий морфийку, (этому было больно) какая-то старушка заплакала, умоляя ее удочерить. Вдруг он услышал зычный голос:

– А ну-ка утихли, лунатики! Быстро по нарам!

Голос шел из угла просторного холла, заставленного кроватями, где он увидел женщину, лежащую у окна. К ней были подключены провода и маленькие приборчики светились зелеными синусоидами. Женщина была без движения. Рядом с ней на кровати сидела точно такая же женщина. Он ее сразу узнал. Это была Евдокия. Люди в ночных сорочках, услышав ее возглас, замолчали и разбежались по кроватям. По-видимому, ее здесь уважали. Через мгновение коридор был пуст.

– Муромец, ты что ли? – воскликнула она.

– Ну, я, – ответил Илья.

– Иди сюда. Не обращай на них внимания – расшалились. Магнитные бури, что ли? У меня с ними строго. Иди, посиди со мной.

Илья подошел, сев на кровати напротив, где ворочалась какая-то женщина, не в силах уснуть. Она стонала, причитала, стирая рукой пот со лба:

– Ох, пролежни замучили, ох помереть бы скорей…

Женщина его не слышала и не замечала, да и он ей не мешал.

– Ну, как дела? Как здоровьице? – весело спросила Евдокия. – К тебе тут консиллумы водят. Не появлялся ты. Думала, уже разбудили.

– Нет, не разбудили, – проворчал он.

– Чего так? Проломили-таки черепушку?

– Нет, голова цела.

– Ну и просыпайся.

– Как?

– Наподдай своему, пусть не лодырничает, пусть идет и живет.

– Что я могу?

– Подумай. На что тебе мозги?

– Я не знаю… Ты знаешь, как это сделать? Ты видела, как это происходит?

– Каждый день вижу. Это ты там, как барин в своих хоромах разлегся, а люди тут живут, за жисть борются.

– Расскажи.

– Чего рассказывать? Вот, смотри.

Она огляделась, нашла глазами в противоположном углу холла старушку, которая сидела на кровати рядом со своим спящим телом и крикнула:

– Эй, Катерина?

– Что, Евдокиюшка? – отозвалась та.

– Иди-ка сюда. – Катерина покорно подошла. – Ты на ужин в столовой что ела?

– Макарошки ела.