З. Нуда - От Аккона до Мальборка. Детективно-историческая хроника

Группки зевак собирались в сторонке вокруг юродивых, неожиданно лишившихся своего доходного места у входа в собор, и дотошно расспрашивали о происходящем или просто внимательно вслушивались в разговоры. Весть о прибытии в город нескольких высоких духовных лиц, уже кружила среди горожан, а догадки о причинах появления перед собором целой дюжины рыцарских отрядов строились самые неимоверные. Говорили о новой войне с пруссами, о нападении литвинов, которые вроде бы уже в двух днях похода от Эльбинга, говорили о приезде Великого магистра, которого якобы видели среди рыцарей, говорили даже о том, что император германский уже на пути в Эльбинг, и епископы готовятся к его встрече…

Во всяком случае, все понимали, что в соборе происходит или будет происходить что-то важное, и что в этом важном участвуют знатные особы из разных городов, которых и охраняют вооруженные лучники и всадники.

А в самом соборе в это время епископ Помезании отец Гертвиг встречал прибывающих гостей. Но не с парадного входа, а в баптистерии – просторной пристройке к храму для обряда крещения, соединенной коридором с остальными приделами и внутренними помещениями. После сложной, но формальной процедуры обмена приветствиями и сухими любезностями, он взмахивал над каждым высоким гостем рукой, вознося крест и благословляя. При этом висящая на руке серебряная цепочка с маленьким серебряным ковчежцем иногда легко касалась лба или лица гостя. Только после этого он приглашал вновь прибывшего в зал для аудиенций.

Прием в баптистерии вызывал молчаливое недоумение, и всеми мысленно толковался по-своему. В этом виделся и намек на то, что, мол, все мы крещеные, и напоминание об общем христианском долге, и о том, что все мы младенцы перед Богом…

Служки в коридорах храма склоняли головы перед проходящими мимо них знатными особами и молча указывали, куда нужно проследовать, чтобы снять доспехи: боевое или походное снаряжение в храме, в замке или в трапезной не уместно. «Снял доспехи – прибыл с миром», – таков рыцарский закон. Сумеречность коридоров куда-то отодвинулась, заполнившись белизной сутан и рыцарских плащей, а тишина разбилась о металлический лязг рыцарской брони и мечей.

* * * * * *

Готфрид фон Гогенлоэ расправил парадный камзол, занял свое место по правую руку от епископа, осмотрелся по сторонам, внимательно вглядываясь в лица присутствующих. Половину из них он уже встречал за время своего пребывания в Прусской земле и во время посещения тех или иных комтурств. Ландмейстеры Тевтонской, Прусской и Ливонской земель – Зигфрид фон Фейхтванген, Конрад Зак и Готфрид фон Рогге – были известны ему давно, он сам их назначал. А к последнему вообще пришлось ехать год назад, чтобы помирить его с рижским архиепископом, подписать «мировую» на условиях, согласованных с папой римским.

Хорошо знал он и трех прусских епископов из четырех: епископа Помезанского отца Гертвига – «хозяина» нынешнего капитула, епископа Самбийского отца Вольрада, который спокойно занимался своими делами в молодом совсем Кенигсберге, – человека непоседливого, живого, улыбчивого и добродушного. Епископа Иоганна из Мариенбурга, в замке которого он провел уже несколько дней, Великий магистр встречал на молитвах и на трапезах в замке. С епископом Вармийским встречаться еще не доводилось. Несколько комтуров из разных городов так или иначе были ему известны по совместным делам, в том числе и Конрад фон Лихтенхайн – комтур Эльбинга.

Но были и совершенно незнакомые лица. И в этом соборе Великий магистр был впервые. Отец Гертвиг, из Доминиканского ордена, назначенный папой римским епископом Помезанским, видимо, не случайно выбрал для проведения капитула этот скромный зал для аудиенций в Эльбингском соборе, хотя кафедральным был собор в Мариенбурге, а резиденция епископа находилась вообще далеко на юге, в Ризебурге. Все делалось для того, чтобы очередной раз подчеркнуть: Гогенлоэ здесь – гость, хотя и Великий магистр. К тому же здесь же, в Эльбинге, находилась резиденция ландмейстера Тевтонского Ордена в Пруссии Конрада Зака, который и принимал теперь по-хозяйски высоких гостей.

А доминиканский храм, построенный из красного кирпича почти на берегу реки, оказался фактически единственным строением в городе, уцелевшим во время пожара, который разразился в полностью деревянном городе пятнадцать лет назад. Но место оказалось благодатным, и Христос спас святыню, город возродился вокруг собора, отстроился на пожарище, разросся и по-прежнему оставался местом пребывания ландмейстера Ордена в земле Прусской.

Все это снова и снова убеждало Великого магистра в обоснованности его сомнений и душевного смятения, а тень неприязни и холодка к нему он видел во всем. Конечно, Великий магистр не одинок на своем высоком посту, и ему есть с кем посоветоваться там, в Венеции. При нем всегда находится Совет из пяти приближенных, кому он бесконечно доверяет. Но ни великий маршал – «правая рука» на боле боя, ни великий комтур – квартирмейстер, «правая рука» в мирное время, ни, тем более, госпитальер, ризничий или казначей не могли помочь ему справиться с собственными внутренними терзаниями. Даже, несмотря на то, что эти терзания связаны с судьбой Ордена.

Отец Гертвиг начал молиться вместе с полуденным звоном церковных колоколов. Все молча склонили головы. Тихий голос епископа и его невнятные для остальных слова, обращенные к Богу, звучали недолго.

– Братья! – начал епископ, завершив молитву. – Я созвал вас по настоятельной просьбе нашего брата Великого магистра Готфрида фон Гогенлоэ, пребывающего в наших землях по делам Ордена уже несколько недель. Держать совет с братьями по Ордену – это один из устоев силы и крепости рыцарского Братства. А держать совет в капитуле – с коллегией высших духовных лиц епископства, – значит выносить на их суд самые важные и наболевшие проблемы, не терпящие отлагательств.

Он сделал небольшую паузу, потрогал рукой бритый затылок, обрамленный венчиком седых волос.

– Взываю к вашему благоразумию и помощи Господа нашего, когда настанет час принятия важных решений, а тем более – деяний.

Епископ умолк и тяжело опустился на свой обшитый красной парчой стул с высокой резной спинкой, переведя взгляд на Гогенлоэ.

Настал час Великого магистра. Только вряд ли звездный час. Почти год назад в Мемеле он в порыве гнева заявил во всеуслышание о том, что не намерен нести на себе обязанности Великого магистра пожизненно, как это издавна определено папской буллой, орденской традицией и решениями капитулов, что он снимает с себя это бремя. Но капитул тогда не собирался, нового Великого магистра не избирали, и он продолжал оставаться Первым братом Ордена. Теперь же все зависело от капитула.