Вадим Лёвин - Скульптор-экстраверт

– Mon general, разрешите записать ваши указания…

– Не стоит это делать – это ни к чему, времени в обрез, счет пошел на минуты. У вас мясо в доме есть?

– Нет, мяса нет. Но в холодильнике схоронился небольшой кусочек прекрасной докторской колбаски – от Дымова…

– Великолепно! Лучше приманки не сыскать. Сменить ржаной хлеб на колбаску от Дымова! После того как расставите крысоловки и разбросаете отраву по комнате, не забудьте сменить место своей дислокации…

– Mon general, но что такое дислокация?

– Твою мать, Вадим, чему тебя Щурый учил?! Дислокация – это место твоего расположения. Выполняйте приказания!!!

Я повесил трубку и осмотрелся по сторонам комнаты. Увидел валяющийся на полу приунывший топорик, подошел к нему, поднял, обласкал взглядом и поставил рядом с камином – пускай пока здесь потомится-постоит. Этот топорик очень удобен и ловок в обращении, он мастеровитый и с пластмассовой оранжевой ручкой на современный манер. Работать, в смысле махать, таким топориком – одно удовольствие… Цены нет такому топорику, он сегодня непременно сгодится мне…

Отставив топорик в сторонку, я достал из холодильника кусочек колбаски от Дымова и зарядил колбаской крысоловки, расставленные мною по комнате по разным ее местам. Одна крысоловка нашла свое место рядом с кроватью, другая – под раковиной, третья – под креслом, четвертая – в дальнем углу, пятая – посередке комнаты. Я занял круговую оборону – все по военной науке… Расставив крысоловки, я в точности исполнил приказ генерала и разбросал голубенькие таблетки с отравой по разным углам комнаты. Взял табурет и поставил его поближе к камину, тем самым сменив место своей дислокации. Посмотрел по сторонам, все ли так. Выключил свет и сел на табурет…

Я просидел на табурете не шелохнувшись с полчаса. Шорох. В комнату через два незашторенных окошка проникал свет от луны. Все для меня было в нем заключено, в свете этом от луны… И я увидел в лунном свете, как одна средних размеров крыска вильнула хвостиком, проскочила вдоль стены к таблетке, схватила ее и утащила под раковину… Все произошло так стремительно и настолько быстро, что я и глазом не успел моргнуть…

К десяти вечера мне пришлось израсходовать три патрона, серые твари утащили под раковину три таблетки. Так им и надо, это моя территория – одиночества моего, и я никому ее не отдам в этот вечер – вечер моего расставания с генералом. Я докажу ему, что я достоин его уважения… Еще через час мною было израсходовано уже семь патронов, крысы сожрали семь таблеток, так им и надо, это моя территория – заблуждения моего. Я подустал. Мои плечи отяжелели, на лбу проступила испарина – война не простое ремесло и довольно-таки хлопотное занятие. Олег Григорьев знал об этом не понаслышке с дальних времен и много лучше других людей… Он посвятил этому жизнь.

Мне была нужна короткая передышка, а кто сказал, что будет легко?

Я вышел на крылечко и вдохнул ноздрями свежего воздуха, бой с крысиной стаей длится уже три часа, но он еще не окончен и это только начало. У меня в запасе к этому времени осталось три патрона и пять крысоловок, скоро одна из них выстрелит, а затем и остальные. И тогда в мой дом придет сама смерть… Я учуял ее запах в ночи…

Еще пару глотков свежего воздуха, глубоко, да ноздрями, да до нижнего отдела позвоночника. После чего вновь за дело. Я вошел в комнату и посмотрел под кровать…

О, женщины!!! Закройте глаза… Не дышите… Не смотрите – вам лучше об этом не знать и не догадываться… Это мужская работа…

Под кроватью в истерике, в предсмертных конвульсиях билась и дрожала лапками и хвостом огромная серо-рыжая бестия – вожак стаи весом в добрых семь кило. Ее шея была надежно сдавлена пружиной, изо рта струйкой сочилась и капелька за капелькой падала на пол алая кровь. Рот ее был немного приоткрыт и смотрел на меня предсмертным крысиным оскалом. Ее острая мордочка лежала в лужице крови. Я, тяжело скрипя сапогами по полу, словно пьяный свирепый мужик, одетый в красную холщовую рубаху до колен, протопал по комнате к камину и взял в свои руки топор, хороший увесистый топор, таких топориков веками… много бродит по Руси. Мое лицо скривилось в злобной усмешке, я заточил ножи и остервенел, враг не заслуживал пощады. Подошел к кровати, склонился над крысоловкой, усмехнулся своей удаче. Взмах рукой и резкий удар обухом топора, с короткого размаха. На тебе, сука, получи свое… Противник повержен, крысиная стая потеряла вожака, полдела сделано. Что есть войско без полководца, так, сброд себе ходячий…

Я же с этого момента превратился в лионского мясника… После удара обухом топора от головы крысы осталось лишь сплошное месиво, а хвостик и лапки крысиные перестали беспричинно и хаотично подрагивать по сторонам, дух покинул ее тело. Я отставил топор в сторону, вытер рукавом холщовой рубахи со лба пот и ошметки крысиных мозгов, подошел к камину и взял в свои руки мой любимый малиновый совок, хороший домашний совок, служивший мне верой и правдой не один годок. После чего возвернулся к крысоловке, разжал пружину и задвинул крысу на совок. Будешь теперь, сука, знать, чья это земля.

Вышел с совком на улицу… Ночь прохладная и ясная. На небе светит луна, свежо – светло как днем, я вступил в рукопашную схватку с противником. Луна правит бал – она сегодня светит ярче обычного и согревает своим холодком душу мою осиротевшую. Я приготовился к тому, чтобы отшвырнуть поверженную крысу за забор без всяких на то церемоний… На съедение завывающим за забором бродячим и голодным псам, сбежавшимся на предстоящее пиршество со всей округи…

Но в это самое время все затрепетало вокруг, псы прижали головы с хвостами к земле… и притихли. Недалеко от озера, прямо с его края, послышался едва различимый по звуку стук копыт. Вскоре слегка приглушенный ветерком стук перешел в отчетливый топот, послышалось лошадиное ржанье. А вслед этому поднялся сильный порывистый ветер, луна скрылась за облаками, на дворе стало темно, как перед грозой. Вековые сосны гнулись к земле, пожелтевшая и все еще не опавшая листва слетала с крон деревьев и опадала на землю. Я держал в одной руке совок с дохлой крысой, а другой ухватился за дверь, так, чтобы меня не оторвало от земли и не понесло вдаль по линии горизонта к заоблачным высотам. Но было разыгравшаяся стихия сразу и внезапно стихла. Так же внезапно стихла, как и поднялась до этого. Упругие деревья распрямились и обрели прежнею вековую стать, опавшие листья перестали кружить и легли на землю… Луна медленно выползла из-за облаков. Стало тихо на дворе… Так тихо, что я отчетливо слышал гулкие удары сердца в своей груди…

Теперь уже неподдельный голубой и лунный свет покрывал собой все – и небо, и землю, и горизонт… Стало светлее самого светлого летнего дня. Свет ночи поражал и предвосхищал мое воображение, он был ярок настолько, что самое яркое солнце в году меркло пред ним. А вскоре чуть вдали по линии горизонта в тишине ночи, под топот и стук копыт, показался и сам генерал. Он парил над землей с торжествующей улыбкой на лице и правил черным боевым конем… Генерал приближался ко мне… Он в этот момент был величественен и недосягаем. Генерал находился от меня на расстоянии птичьего полета. Я ждал, когда же он приблизится ко мне и я услышу от него главные для себя в жизни слова. Генерал словно застыл на месте, не приближаясь, но и не удаляясь от меня… Он смотрел в мою сторону и победоносно гарцевал конем, он был уверен в нашей с ним победе над крысиной стаей. Хотя бой еще и не был окончен. Генерал был великолепен собой, его глаза сверкали небесным счастьем. И тут, словно гром средь ясного неба, эхом донеслось до меня – с небес: