Юрий Ишутин - Ирония, грусть и ностальгия. Двадцать шесть рассказов и одна повесть

Несколько часов назад, экипаж добытчика, спешно выбрав на борт остававшиеся в воде «порядки»*, попытался укрыться от надвигавшегося на них, страшного шторма.

Убежать не удалось, и теперь лёгкое, совсем не предназначенное для работы в суровом Охотском море, судно проходило внеплановое испытание на прочность.

…Ещё несколько лет назад этот новоиспеченный «ярусник» спокойно себе возил трубы по американской Миссисипи до тех пор, пока хваткие русские коммерсанты не выкупили его, переоборудовав в добытчик и мини-фабрику одновременно и не отправили ловить палтус в студёное Охотоморье.

Если под промысловые работы судно было переделано вполне толково и качественно, то остальные моменты быта и безопасности на нём вызывали множество вопросов. Были известны примеры, когда несколько однотипных трубовозов, переоборудованных в «рыбаки- добытчики», уже нашли своё последнее пристанище на дне ледяного Охотского моря. В нескольких случаях – вместе со своими небольшими экипажами…

Американский трубовоз не имел абсолютно никакой ледовой защиты…

Лёха и его неразлучный морской друг Федя-Киргиз, конечно же, слышали про эти случаи. Их огромная рыбацкая «контора» доживала последние деньки в своём прежнем, монументальном и незыблемом виде. Флот распродавался, экипажи оставлялись без заработанного тяжёлым трудом в море при первой возможности. Там, куда засунул свой нос ушлый московский барыга, добра не жди…

Парни, скрепя сердцем, написали заявления в отделе кадров. Им было безумно жаль расставаться со ставшими родными, отечественными СТРами, но делать было нечего. Пришло время менять фирму.

Рыбацкий стаж, в том числе и на «ярусе», позволил им быстро найти себе новые судно и «контору». Следующим местом работы для них и стал бывший американский трубовоз с романтичным названием «Принцесса Эсмеральда».

Узнав о том, что штатный кандей** списался с «Принцессы» по болезни, они, не мешкая, подтянули своего старшего друга и Гуру – Петровича…

…Изрядно побитая, но выдержавшая крутую трёпку «Принцесса» добралась всё-таки до укромной бухты. Судно сменило курс и, буквально через полчаса хода, о том, что экипаж совсем недавно был свидетелем настоящего светопреставления, напоминала лишь лёгкая зыбь на ровной водной поверхности.

– Всем, свободным от вахты, отдыхать до обеда! – раздалась команда Кэпа по внутренней связи.

…Петрович явился на борт, держа на правом плече огромного, раскормленного сверх всякой меры, котяру. О том, каким образом ему удалось протащить этого жирного монстра через две таможни, история умалчивает.

– Знакомьтесь, пацаны, это Васька – смущенно пробасил суровый кандей.

Лёха с Федулом прыснули в кулаки.

– Петрович, у Сильвера хоть попугай говорящий был! – смеясь и пожимая руку старому другу, воскликнул Федул. – А ты этого Толстопуза приволок!

Кот, до этого мирно дремавший на крепком, надежном плече, приоткрыл один глаз и внимательно, как бы запоминая, посмотрел на шутника.

– Молчи, придурок! – зашипел на Федула кандей. – Наживешь себе геморрой на весь рейс!

– Это ещё почему?! – изумился Федул.

– По кочану! – Петрович был, как всегда, максимально лаконичен.

Их пожилой Гуру знал, о чём говорил.

С момента выхода в рейс и до самого возвращения домой, Киргиз стал постоянной жертвой чрезвычайно мстительного, как оказалось, котяры. Он, с незавидной регулярностью, обнаруживал следы кошачьей жизнедеятельности в опрометчиво оставленных на виду тапочках и на легкомысленно развешанной слишком низко одежде.

Жирный монстр «мочил» его, во всех смыслах этого емкого слова, всегда и везде, где и когда только мог.

Со временем, в число жертв наглого котяры попали ещё несколько моряков, которые осмелились выразиться о нём с недостаточным пиететом.

Поразительным образом хитрый, хвостатый упырь обходил своим вниманием средний и старший командный состав!

На все возникающие претензии к хозяину «мстителя», Петрович уходил в глухую оборону, времена переходящую в яростные контратаки.

Наглый и паскудный по характеру кот напоминал сентиментальному кандею о родном доме и ему прощались любые выходки.

Почувствовав за мохнатой спиной крепкую и непробиваемую «крышу», котяра оборзел окончательно.

Прежний домашний любимец и баловень Васька сгинул. За сволочной и зловредный характер, моряки нарекли его «Бандерой».

Кличка прилипла намертво. Даже авторитетный Петрович ничего не смог с этим поделать. Прошла первая возмущенная реакция на не очень лестную характеристику для своего любимца, и он махнул рукой. Бандера так Бандера. Похож.

Однако хитрому и нахальному котяре удалось поработить далеко не всех на этом судне.

Судовой щенок-подросток по кличке «Персик», например, остался совершенно безразличным к неожиданной смене власти.

Едва Бандера, в свойственной ему, наглой и циничной манере попытался заявить о своих исключительных правах на верхней палубе, то сразу же получил добрую трёпку в ответ. Под натиском более крепких лап и клыков, Бандера, изловчившись напоследок нагадить Персику: «по- маленькому» – в будку, а «по-большому» – в миску, навсегда убрался под защиту крепких дверей и переборок.

Вахтенного штурмана, который имел удовольствие наблюдать с верхнего мостика финальные аккорды кошачье-собачьей войны, едва не хватил удар от хохота!

Но зато во внутренних помещениях судна, благодаря мощной протекции авторитетного Петровича, котяра чувствовал себя спокойно и вольготно.

…Лёха открыл глаза и, по многолетней привычке, посмотрел напротив. Федул тоже не спал. Они синхронно взглянули на часы.

– Десять часов, – сонным ещё голосом сказал Лёха, – встаем?

– Пора! – бодро отозвался Федул. – Всё равно, скоро обед…

– К Петровичу? – привычно спросил Лёха.

– А есть другие варианты? – ухмыльнулся Киргиз.

Всё у них было давно расписано годами совместной работы и жизни в море.

Здесь необходимо сделать небольшое лирическое отступление…

…Нижняя палуба, где находилась сейчас вотчина Петровича и куда направлялись наши неразлучные друзья, получила название «моржовой» среди моряков- старожилов этого судна. На все Лёхины расспросы о причинах происхождения такого странного названия, старожилы лишь ухмылялись.