Леонид Нестеров - Прощальные вспышки Родины

Их лица были черные от пота и грязи, эти солдаты – они возвращались к их собственным детям и у них уже была одна забота – как их прокормить. Они видели американских солдат и американскую технику, и они возвращались в страну, где их жены тащили на себе плуг вместо лошадей.

И пыль стояла над всем этим. Я никогда не видел столько пыли! Мне было девять, пыль и усталость были главным моим впечатлением от этого праздника.

Я боюсь, что с тех пор мне стало казаться – пыль покрывает всех нас. Советская Власть вырастила нас, каждого из нас, солдатами. Мы всегда боролись с кем-нибудь – с буржуазией, детской бездомностью, голодом, реками, ветрами, урожаем… Везде висели лозунги «Все на борьбу с…». И мы действительно стали подобны солдатам. Что есть у солдата? Ничего кроме пыли и усталости. Пыль от наших «шагающих сапог» и усталость от нашей постоянной безнадежной борьбы. Вы легко можете узнать Русского по этому горестному нимбу. Один из моих лондонских родственников недавно вернулся из своей командировки в Россию. Я спросил его – что из этой командировки он запомнил особенно отчетливо. Он ответил мне сразу – пыль! Только пыль! Потом он помолчал немного и добавил, что ему показалось, будто эта пыль появилась в их самолете, как только тот пересек границу России. Он сказал это тихим голосом и оглянулся, словно желая проверить – не стоит ли за его спиной тень Киплинга.

– Напишите, пожалуйста, рассказ о самом счастливом дне Вашего детства, – сказала наша учительница английского в Лондонском Хендонском колледже, и все мы очень обрадовались, получив такое легкое и приятное задание на каникулы.

Я не любитель откладывать дела в долгий ящик, поэтому уже на обратном пути из колледжа домой я стал вспоминать – какой бы мне выбрать день. Сам того не желая, я глубоко задумался о своем счастливом детстве, и немного разволновался, так что чуть было не попал под автомобиль.

Навстречу мне попадались англичане, японцы, негры, индусы и еще какие-то люди, и все они удивленно смотрели на меня, а двое или трое из них даже о чем-то меня спросили. Но я был какой-то отключившийся и не понял, о чем они спрашивали меня.

Только на мосту через Северное Кольцо это дошло до меня. Там с одной стороны садилось Солнце, а с другой стороны виднелись зеленые деревья, а внизу, естественно, бежали автомобили разных цветов, в общем-то ничего особенного там не было, но все равно на этом мосту я понял, о чем они спрашивали меня. Они спрашивали меня: «Могу ли я помочь Вам, сэр?»

И еще я понял, что я плачу.

Собственно говоря, с этого рассказа должна бы начинаться эта книга. Это первый рассказ, который я написал. Примитивная довольно вещь. И язык в этом рассказе, прямо скажем, не фонтан. Потом я написал еще пятьдесят два рассказа и захотел было его улучшить, добавить что-нибудь. Но из этого ничего не получилось, и я оставил его немного сырым, каким он был с самого начала…

Когда война закончилась, мне было девять, и я ходил в школу – во второй класс. Хотя эта школа называлась «начальной», там были пятнадцатилетние ребята даже в нашем классе, не говоря уже о более старших. Естественно, они отбирали от нас все, что хотели. Мы привыкли к этим грабежам и не принимали их близко к сердцу, иначе наша жизнь стала бы совершенно невозможной. В конце концов, война только что закончилась, пол – Европы лежало в развалинах, и эти ребята – что они могли отобрать у нас, кроме соевых конфет, которые мы получали на завтраки!

Мы с мамой жили достаточно бедно, поэтому у меня почти не было вещей, на которые эти ребята могли бы обратить их внимание. Это ранило меня – быть таким бедным.

Зима была очень холодная, и однажды моя мама купила мне ушанку с длинными ушами. Эти уши были не просто длинные. Они были такие длиннющие, что почти доставали до моих колен. Много позже я понял, что эта ушанка была сделана из искусственного меха, но в то время мне казалось, что этот мех – заячий. Каждый раз, когда я бежал в школу или обратно домой, эти уши летели за мной, как две заячьих души, погубленных понапрасну. Эти убитые зайцы даже стали мне сниться. Другие неприятности начались у меня из-за этой шапки в школе. Большие ребята ловили меня с ней на голове и завязывали ее уши вокруг ножки стула или стола, так чтобы я не мог освободиться. Скоро я возненавидел эту шапку.

Когда, наконец, кто-то из этих ребят отобрал ее от меня, я был счастлив. Я уверен, что в моем детстве было много других счастливых дней, но, без сомнения, этот день был самый счастливый.

Дорогая Фрэнки!

Даже если эта книга никогда не завершится, погибнув под обломками моих добрых намерений, спасибо Вам за первый кирпич, который Вы вольно или невольно заложили в это неуклюжее шатающееся здание.

Как обычно, мы играли на перемене, и эти вещи выпали из моего кармана и покатились прямо к ногам нашей учительницы. При их виде ее лицо изменилось.

– Где ты их взял? – спросила она.

Я не осмелился сказать ей, что отнял их у двух кошек, которые играли с ними в подвале нашего дома, поэтому я молчал.

– Ты представляешь, по крайней мере, что это такое? – Учительница подняла их.

Я грубо представлял себе, что значат эти желтые диски, но предпочитал молчать об этом.

– Пойдем к директору!

Все посмотрели на меня с сочувствием. Наш директор вселял страх в сердца даже старших учеников. Он пришел в нашу школу из милиции. Он был очень сильный и в своем кабинете избивал больших ребят. Его прозвали «Боцман», и обычно он не обращал никакого внимания на нас.

Директор был у себя. Не говоря ни слова, учительница выложила эти предметы на его стол.

– Огромная ценность! – сказала учительница. – Ты должен был сдать их Государству. Есть у тебя совесть?

Конечно, она говорила эти слова мне, но немножко и директору тоже, как будто ожидая от него похвалы.

Обе монеты лежали на столе бородатым мужчиной вверх. Боцман вглядывался в это лицо с нескрываемым интересом. Я тоже посмотрел на это лицо и удивился – как этот бородатый человек похож на самого Боцмана.

– Золотая валюта, – сказал Боцман. – Двадцать царских рублей. Есть у тебя еще что-нибудь?

– Нет! – я сказал. – Я украл их в трамвае.

– Ты врешь. Но сейчас это не имеет значения.

Он взял монеты со стола и взвесил их в руке.

– До революции четыреста студентов могли наесться до отвала макаронами с мясом за эти деньги. Или можно было купить лошадь и… – он погрузился в вычисления – половину коровы…

Учительница смотрела на него со страхом. Директор проснулся, вытащил из ящика стола конверт и положил в него монеты.