Леонид Нестеров - Прощальные вспышки Родины

Нет сомнения, что Гитлер был сумасшедший с размахом. В Праге он организовал «Музей Истории Вымершего народа». По приказу Гитлера там собирались еврейские вещи, которые могли бы представлять интерес для будущих этнографов. Для России он приготовил другое впечатляющее зрелище – наводнение, которое сотрет Ленинград с лица земли. Под музыку Вагнера огромный город погрузится на дно морское и останется там навсегда, подобно затонувшим городам Атлантиды. Но сначала Гитлер должен был убить несколько миллионов жителей этого города. Для этого он окружил Ленинград своими войсками и прекратил поступление туда продовольствия. Так началась Ленинградская Блокада, которая продолжалась девятьсот дней.

В течение этих девятисот дней одни люди умирали от голода в любое время, а другие замерзали от холода зимой, и все они видели, как умирают их дети, и в конце концов смерть ожидалась ими как лучший друг. Я надеюсь, что в моих следующих жизнях я никогда не увижу ничего подобного. Я даже не знаю – разрешено ли кому-нибудь вспоминать такие вещи, но, в конце концов, прошлое есть не более чем прошлое, поэтому в этой книге есть несколько рассказов об этом.

В те дни наука старалась помогать людям. В Ленинграде была напечатана специальная книжечка «Как Прокормиться в Исключительных Условиях», но даже люди, которые не читали эту книгу, ели практически все.

Особым успехом пользовался столярный клей. Если вы долго кипятили его, он превращался в желе рвотного запаха и вкуса – как я мог бы сказать сегодня – но в ту пору он был съедобным, поэтому люди, находившие его, считались счастливчиками.

Мне было шесть. Я всегда хотел есть и не верил, что еда кончилась. Мне казалось, что моя мама и бабушка нарочно прячут еду от меня, чтобы наказать меня за плохое поведение. Поэтому я постоянно искал еду везде и спрашивал их все время – что я сделал плохого в этот раз.

Однажды моя бабушка принесла домой огромную, чем-то набитую сумку. Она вынула оттуда две плитки столярного клея и спрятала эту сумку в кухонный шкаф. Потом она поставила клей кипятиться. Это было прекрасно, потому что я, как обычно, хотел есть.

Почуяв запах клея, наша соседка вышла на кухню. Была уже середина блокады, и люди стали бесчувственными от голода, почти не делясь едой друг с другом, но моя семья иногда помогала нашей соседке, бывшей графине, которая когда-то сводила петербургских мужчин с ума своей красотой.

В это раз моя бабушка промолчала, и соседка, вздохнув, вернулась в свою комнату, а моя бабушка пошла в нашу комнату по коридору. Этот коридор был очень длинный, поэтому у меня было время до бабушкиного возвращения, и я сразу полез в шкаф – посмотреть, что за еда была в сумке. Вместо еды я обнаружил какие-то деревянные предметы – грубые и различных, странных форм.

Когда моя бабушка вернулась, я спросил ее – когда же мы будем есть клей и что за еда у нее в сумке. Этот клей не для еды, сказала она, и никакой еды в сумке нет. Я стал несчастный и не понимал, как это может быть – такой прекрасный клей и не для еды! Я подумал, что моя бабушка опять дурачит меня и сказал ей об этом. Я увидел слезы в ее глазах.

Потом моя мама пришла с какой-то едой. Мы поужинали и легли спать. Утром я забыл про эти странные деревянные предметы. Из-за постоянного голода мы, все из нас, жили как во сне, с плохой памятью.

Много позже я узнал, что моя бабушка работала дома, потому что не хотела оставлять меня одного. Она делала корпуса для специальных мин заграждения. Эти корпуса должны были быть деревянными, чтобы немецкие саперы не могли бы обнаружить их своими миноискателями. Моя бабушка получала все материалы и детали по нормам и должна была отчитываться за каждый грамм клея. Эта работа была секретной, поэтому она не говорила никому о ней и работала только по ночам.

Сейчас я абсолютно уверен, что если бы только Гитлер, еще в двадцатые, мог видеть мою бабушку, секретно, ночью, делающую эти мины, он бы сразу понял, что его дело совершенно безнадежно, и не стал бы дожидаться для самоубийства своего шикарного бункера, а повесился бы в какой-нибудь пивной, прямо над головами восторженных поклонников его великого таланта.

Во время Блокады самая выгодная работа была у дворников, потому что Правительство доверило им вести учет трупов в домах, которые они обслуживали. Они регулярно ходили от двери к двери и считали мертвецов. На тот случай, если никто не откроет им дверь, у них были ключи от каждой квартиры.

Появилось много квартир, где все жители умерли. Кто угодно мог зайти в такую квартиру и взять все, что он захочет. Собственно говоря, это трудно было рассматривать как воровство, потому что в этих квартирах вещи выглядели, словно грибы в лесу – они были ничьи. Дворники находили эти полезные квартиры раньше других людей, поэтому они становились богачами. Конечно, не все дворники поступали так. Были дворники, которые сдавали вещи государству.

Но для баланса были и такие дворники, которые убивали своих полуживых подопечных, чтобы как можно скорее завладеть их вещами.

Во всяком случае, черный рынок процветал. Вы могли там, для примера, обменять ваше обручальное кольцо на полбуханки хлеба. Мясные котлеты стоили меньше, чем хлеб, но моя бабушка, которая иногда пользовалась черным рынком, никогда не приносила мясные котлеты, и я удивлялся этому.

Тот декабрьский день был очень солнечный, но такой холодный, что плевок превращался в ледышку еще в воздухе. Эта ледышка каждый раз падала на землю с новым звоном. Мне нравились эти звуки, и я часто сплевывал, хотя мой рот был постоянно сухой из-за голода.

Моя бабушка и я шли за водой. Ни водопровод, ни канализация не работали, поэтому это было трудно – достать хорошей воды. Мы брали ее из реки Фонтанка, недалеко от нашего дома. В ту же самую реку, только ниже по течению, люди бросали свои экскременты. Когда-то Фонтанка была прекрасным местом. Русские цари обнесли ее гранитом, вдоль нее стояли прекрасные дворцы, и люди приходили туда отмечать праздники. Сейчас вы чувствовали запах этой реки за полкилометра.

Был очень солнечный день. Солнце буквально слепило меня, но несмотря на это я мог видеть мужчин и женщин, лежащих на земле. Мне было шесть, и я понимал, что эти люди уже умерли или должны скоро умереть, и я глядел на них без особого интереса. Большинство из них не двигалось, однако один мужчина еще шевелился.

Было очень трудно набрать воды, потому что полынья то и дело замерзала, и около нее там скопилось много народа. Наконец моя бабушка наполнила ее ведро и мой чайник, и мы направились домой.

Мужчина, о котором я говорил, еще был на своем месте, но он уже не шевелился. Он лежал лицом вниз, его ягодицы были вырезаны. Там не было крови, только белый пар красиво поднимался в голубое небо. В этот момент я понял, почему моя бабушка никогда не приносила мясных котлет с черного рынка.