Наиль Акчурин - Крепостные мастера. Роман

Выходит, государство его обмануло, и необходимо срочно предпринимать шаги, чтобы исправить сложившуюся ситуацию. Ведь это самое обидное оставаться беспросветным дураком всю жизнь. А как же это еще назовешь?

Но, положа руку на сердце, нельзя сказать, что он уж очень перетрудился. За два вечера в народной «добровольной» дружине один день к отпуску добавлял, за прогулки на демонстрациях, за выход на работу на полдня в субботние дни, за поездку в подшефный колхоз и еще много за что не предвиденное. Только так все поступали, невзирая на специальность и социальную принадлежность. Лучше бы, конечно, вместо отпускных дней деньгами платили.

Правда, бывало в колхозе, Владимир Алексеевич с двумя – тремя приятелями инженерами подрабатывали. Кому дрова поколют, кому воды в дом натаскают. Но больше литра самогонки никогда заработать не удавалось.

Что же, может быть, экспедиция за змеями и стала бы его звездным часом? Когда судьба возьмет и откроет перед ним свои двери, позволит вдохнуть полной грудью воздух свободы? Свободы от жалкого прозябания, от гнетущих мыслей о хлебе насущном, от постоянной подавленности и ущербности своего существования!..

– Чаплыгин! Что сидишь, как херувим – обед? – визгливым голосом Галя Матвеева вывела Владимира Алексеевича из оцепенения. За своими рассуждениями он и не заметил, как с совещания вернулись два начальника секторов, словно оповещая своих подчиненных о начале обеденного перерыва. В комнате появилось радостное движение. Распахнули окна для проветривания, и три десятка инженеров потянулись к выходу.

Все еще охваченный грезами, Владимир Алексеевич воткнул в розетку штепсель электрического чайника. Достал из сумки термос, сверток с хлебом и бутербродами, разложил аккуратно все на рабочем столе, развернул салфетку со столовыми приборами и, не обращая внимания на задержавшихся в комнате коллег, приступил к обеденной трапезе.

***

Телефонный аппарат издал две звонкие трели и замолчал. Лежа в теплой воде, под одеялом мыльной пены, Светлана едва услышала его позывные, хотя телефон располагался в коридоре у самой двери ванной комнаты и звенел довольно громко. Она испытывала такое блаженство, что вся суета мира в данную минуту не должна была ее тревожить.

Как это не справедливо, заставлять женщину прерывать минуты сладостного умиротворения.

– Проклятие! Что это за жизнь?

Светлана с усилием воли встала, легким движением смахнула с рук остатки мыльной пены и, выбравшись из ванной, накинула на обнаженное, влажное тело свой желтый махровый халат. Услышав повторные телефонные звонки, она перекрыла кран с водой, и поспешила к аппарату.

– Алло, это абонент 25 – 71 – 17.

– Нет, вы ошиблись, – она отвечала робко, сразу узнав знакомый бархатный голос.

– Извините.

В аппарате послышались гудки.

Светлана положила трубку и отрешенно вернулась в ванную комнату. Она испытывала не раздражение, не досаду, а горечь от безысходности, от ловушки, в которую загнала ее жизнь, от состояния вечной должницы, долг, которой с каждым часом все увеличивается.

Он появился, будто волшебник из сказки, интеллигентный, изысканный, добродушный, располагающий к себе, спортивный и подтянутый. Светлана, почему-то поначалу подумала, что это очередной тренер, пришел ее уговаривать выступить за свою команду на предстоящих соревнованиях по волейболу. Светку знали многие тренеры города, она до восьмого класса занималась в детской спортивной школе «Волжанка» и получила те необходимые азы мастерства, которые позволяли ей представлять интерес для спортивного руководства. Поэтому, когда после уроков к ней подошел средних лет мужчина, она не удивилась, предполагая, что сейчас он приступит к бесполезным уговорам. Однако мужчина – звали его Альберт Станиславович, представился, как юрист, занимающийся вопросами прав человека, и предложил с ним побеседовать.

Как часто душевные порывы подчиняют наш разум, осыпая конфетти иллюзий, а поступки соответствуют нахлынувшим эмоциям. Хорошо, когда наш ангел хранитель в таких случаях предотвращает жизненную трагедию, но, а если и он потерял бдительность?

Светка, словно завороженная, пошла за этим человеком. Они выбрали столик в кафе, и она два, нет три часа, изливала ему душу. Альберт участливо слушал, сопереживал, в его темных глазах отражалась ее душевная боль и жгучий огонь мщения. В его ауре ей было тепло и уютно. На его руку хотелось опереться, к его груди ей втайне хотелось прижаться.

– Мщение – это самый плохой и ужасный поступок для человека… – Альберт внимательно посмотрел на Светлану: – Но в нашей скотской жизни, может быть, это единственный способ для самоутверждения. Я могу помочь тебе в этом. Только ты должна хорошенько все обдумать, прежде чем принять окончательное решение.

– Я уже подумала, – голос Светланы был необычайно тверд. Она отчетливо поняла, что добрый, участливый человек, сидящий напротив, вовсе не осуждает, а скорее одобряет ее поступок, и даже подталкивает к нему.

– И все же подумай…

– Нет! Я все уже обдумала.

– В таком случае, что ты хочешь?

Светлана неожиданно для себя выяснила, что она до конца так и не знает, что она хочет. Все картинки мщения вновь замелькали в ее воображении, как в многосерийном фильме ужасов. В ее сознании, на удивление ей самой, вдруг возник сдерживающий фактор, и она сформулировала свою просьбу в обтекаемой форме: – Я хочу, чтобы с ними произошло то, что произошло со мной и с моей семьей, – давая исполнителям самим определить степень наказания.

– Хорошо. Только у нас к тебе одно условие. Ты понимаешь, у нас создано товарищество, таких как ты, обиженных обществом. Поэтому тебе нужно будет вступить в наши ряды. Стать полноправным членом организации, борющейся за права людей. Ну и по мере возможности помогать ей в деятельности.

Альберт Станиславович улыбнулся, будто говорил о сущих пустяках. Светлане в ту минуту как никогда хотелось быть в таком обществе, и она спокойно и твердо, точно клятву произнесла: – Я согласна.

Вскоре по всему городу распространился слух, что в «Торговом центре» работники ОБХСС обнаружили существенные нарушения правил торговли. Более того, к нему оказались причастны руководители «Торгового центра», неправильно распорядившиеся полученными целевым назначением для сотрудников Газпрома спальных гарнитуров японского производства. Гарнитуры в количестве шести экземпляров представляли собой эксклюзивный товар, стоимость каждого равнялась стоимости двух автомобилей «Волга» и предназначались они в виде поощрения «за добросовестный труд» руководителям одного из подразделений государственной монополии. Но по назначению до потребителя вместо шести гарнитуров дошли только два. Сотрудники монополии с глубоким уважением относились к торговой мафии города, но свои интересы посчитали превыше всего. После того, как их законные требования с легкостью проигнорировали, они вынуждены были включить рычаги власти. Не получив должного понимания на местном уровне, газпромовцы нашли поддержку в лице центральных органов, чтобы уже ни у кого не возникало сомнений: на чьей стороне правда. Контролирующие органы, наконец-то, смогли работать без оглядки на вышестоящие начальство, проявили завидную прозорливость и дотошность в выяснении обстоятельств исчезновения гарнитуров. Впрочем, они никуда не исчезали, а в момент поступления в магазин были тут же выкуплены директором, главным бухгалтером, первым секретарем райкома партии и работником обкома партии, курирующим работу торговли. Гарнитуры вернули в магазин в целости, ну, может быть, только не хватало пижам, которые успели облюбовать домочадцы. Но оргвыводы, с перспективой судебного разбирательства, предстояли существенные. Директор, ознакомившись с положениями уголовного кодекса, касающимися простых граждан, в чей реестр, с легкой подачи Москвы, он был зачислен, напряжения не выдержал и с обширным инфарктом оказался в больнице. При всем старании врачей ему так и не суждено было вернуться к нормальной жизни. Пришла беда – открывай ворота. Буквально вслед за проверками ОБХСС, старший сын Георгий попал в автомобильную катастрофу. Управляя автомобилем в нетрезвом состоянии, он попал под грузовик, в результате повредил позвоночник и на долгие годы оказался прикован к постели. Второго сына, Григория за неуспеваемость грозились отчислить из института. Все, что смогли в тот момент для него сделать, это взять в институте академический отпуск, но автоматически нужно было договариваться в райвоенкомате об отсрочке от армии. Однако, военные при рассмотрении этого вопроса, проявили завидное упорство. В городе рассказывали различные истории по «отлову» на военную службу сына некоего руководителя высокого ранга. Он был отправлен служить во Владивосток на корабль, который по полгода бороздит морские просторы, где старослужащие тихоокеанского флота быстро ему привили любовь к Родине. Он несколько раз пытался покончить жизнь самоубийством, выбрасываясь за борт судна. Но свести счеты с жизнью способен не каждый. Гришка, по примеру многих молодых «салаг», бросаясь в водную пучину, набирал в легкие воздух и шел камнем ко дну, но когда кислород заканчивался, инстинкт самосохранения заставлял искать спасения, и он, что есть силы, работал руками и ногами. В результате вода выталкивала на поверхность обезумевшего от страха и не хватки воздуха морячка. Тут же спущенная на воду шлюпка подхватывала его, чтобы впоследствии публично предать общественному порицанию.