Игорь Сотников - Причины и следствия моего Я

– Я, конечно, польщён, что ты не пропустил мои замечания мимо ушей и прислушался к ним. Но не кажется ли тебе, что ты слишком радикально и категорично-безвозвратно подходишь к моему предложению заставить мир заговорить о тебе? – Сегодня критик не слишком самоуверен, глядя на то, как начальник Алекса Валериан Леонидович, находящийся не в свойственном для себя виде (из разбитого носа вместе с соплями тёк своеобразный коктейль, который придавал слюнтяйную выразительность внешнему виду, потерявшему в этот один удар Алекса ему, нет, не в лицо, а в рыло всю свою степенную самоуверенность и значительность, первому лицу творческой части их редакции.) и положении, всю жизнь смотревшего на мир с высоты своего орлиного носа, стоит на коленях перед ним, для чего потребовалось его пару разков приласкать кулаком, что и было проделано Алексом с огромным удовольствием, после того как он вскрыл, правда, уже вторую печать войны.

И когда он снял вторую печать, я слышал второе животное, говорящее: иди и смотри. И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч.

Но Валериан Леонидович при всём этом, не смотря на всю свою унылость и забитость, всё равно не сводит своего взгляда с Алекса, и очень пристально внимая ему, боясь упустить даже самое мимолетное его замечание, на которые он плевал и зевал за всё время работы Алекса в редакции.

– А это, наверное, уже не меньше пяти лет. – Алекс, глядя на своего, такого внимательного к нему начальника, как все его, или, вернее, по большей части только он, за глаза звали, в виду его авторитарного правления, а также из-за лекарственного рифмового сходства – Касторычу, решил по-своему (очень запоминаемо для начальника) напомнить тому об этом своем юбилее, ещё раз заехав Касторычу кулаком в левое ухо.

– Слышишь, Касторыч, сука, я уже пять лет как здесь на тебя батрачу. – После своего кулачного напряга Алекс, видимо предположив нарушение работы слухового аппарата Касторыча после этой своей ему оплеухи, перешёл на повышенные разговорные ноты, заорав тому прямо в ухо, чем плюс ко всему сотрясательному головокружению вызвал у того уже не просто недоумение («Какой на хрен, Касторыч?! Это ошибка, я всего лишь Валериан», – в голове Валериана смутно роились оправдательные мысли.), а уже дрожь поджилок, которые, первоначально находясь в шоковом состоянии, еще не осознавали всей опасности своего положения.

Ну а теперь, когда этот до этого совсем неприметный работник их журнала, уже несколько раз кулаком в лицо заявил о себе, Валериан начал понимать, что, пожалуй, его связи в администрации города в данном случае никаким боком не помогут, и что ему сейчас в кои-то веки придется рассчитывать только на себя. А это после стольких лет заслуженного расслабона, стало непосильной ношей для его поджилок, которые, действуя по аналогии с подтяжками, придерживающими определенный вес ваших штанов, уже не слишком справляются с этой задачей, стоит вам только грузно навалить в них то, что валится от большого страха. Что и произошло с Валерианом, пустившимся в самые свои тяжкие думы, нашедшие для себя этот короткий задний выход, что, конечно, не осталось незамеченным Алексом, который сначала скривился, а затем несколько даже удивился подобному ходу вещей, после чего своей вопросительной реакцией еще больше ошеломил Валериана:

– Это что, твой поздравительный ответ, гнида? – Усмешка в глазах Алекса (как оказывается, Алекс не зря прозвал главреда Касторычем) и его несколько отстраненный вид выглядели более пугающими для Валериана, нежели если бы Алекс выказал всю свою злость.

– Нет. – Крайняя необходимость хоть что-то ответить, заставила Валериана выдавить это отрицание.

– Опять нет. – Лицо Алекса потемнело от злобы и ненависти, что вызвало новый спазм в животе Валериана, чей рассудок мгновенно помутнел от страха и собрался уже пересидеть в своем падучем обмороке, пока опасность не пройдет.

– Я это «нет», только от тебя и слышу! – Орал Алекс, уже на валившегося на пол в свой обморок Валериана, который, грохнувшись носом в пол, уже в свою очередь вызвал недоумение у Алекса, который совершенно не рассчитывал на такой быстрый не просто поворот, а в некотором роде крен событий. Все это, по его спонтанной задумке, должно было продлиться несколько дольше, к примеру, столько, пока его душа не удовлетворится. Но, скорее всего, таким образом, действий, это совершенно не достижимо.

А ведь ещё вчера, когда Алекс, уходя с работы домой и прощаясь с теми, с кем он считал и не считал нужным (их было непропорционально значительно больше, чем других категорий людей), и с тем, с кем он хотел больше встречаться, но для этого приходилось иногда и прощаться (очень редкие и единичные случаи), даже сам, не говоря обо всех них, у которых и своих забот полон рот, а значит, нет ни до кого, кроме себя никакого дела, не могли себе представить, какое радикальное и местами критическое изменение произойдет с ним всего лишь за один вечер. И ведь что тут самое интересное и удивительное, так это то, что по вашему внешнему виду совершенно невозможно определить всю глубинность тех изменений, которые и произошли с вами.

А это вам не какая-нибудь там, новомодная прическа ведущего специалиста отдела маркетинга, приведшая всех коллег в неописуемый (этот вид восторгателей оттого вызывал много вопросов, что было сложно понять, какое преимущественное чувство превалировало в них, правда, одно можно было точно сказать, что эта причёска никого из них не оставила равнодушным) восторг или тот же новый костюм от какой-нибудь итальянской, замелькавшейся на подиумах морды, и ставшей до того мультибрендовой, что даже Медуза Горгона из-за нее начала страшиться за свой безупречный вид.

Хотя кого сейчас волнует что-либо, не касающееся себя или даже не самого себя, а того, что тебя представляет или же уже ты сам представляешь.

Так, к примеру, костюм по цене машины, взятый в кредит ищущим своих лёгких путей к сердцам особ женского рода, редактором отдела светских новостей под фонтанирующим именем Теодор, подающим не только надежды, но также кидающим всякие комплименты в лицо дамам бальзаковского возраста и сальные шуточки им в спину, разве не занимает теперь все его мысли? А ведь этот костюм должен был проложить свой мысленный путь к сердцам, как безголовых молодых особ, так и обеленных возрастом, но украшенных бриллиантами и красками, увлажненных кремами, подтянутых, но не только физическими нагрузками, отягощенных накоплениями на боках и на счетах бизнес-вумен.

А ничего, у Теодора всё равно всё отлично.

Ну а другая покупка новой машины уже редактором отдела политики, на которой он из своих политических соображений, подвез на работу лишь тех своих коллег, кто приближён там к чему-то. Конечно, очень здорово, и говорит оно о том, что у редактора отдела политики на этом стратегическом для себя направлении всё идет просто отлично. (Из политических соображений и по рекомендации имеющих опыт в подобных делах, имеющих вес товарищей, значение употребленного слова «отлично» идет вместе со связкой «от других», что совершенно не значит, что у него все зашибенно здорово, а значит всего лишь то, что он как индивидуальность имеет свое право на самовыражение).