Сергей Мищук - Рождение Надежды

– А ты, мама, вяжешь, что-нибудь?

– Да, носочки для Ольги. Ты же не умеешь вязать, – с упрёком сказала Ангелина Власьевна.

– Не умею, – обратилась, разведя руками, Людмила к голубю, который сел на подоконник. – Может, у меня нет времени? – спросила она ожидающую на хлебные крошки птицу. – Нет. Я просто такая плохая и не научилась, – отвечая на свой же вопрос, сказала Людмила.

– Ты готовишь Ольге или нет? – с другой комнаты послышался голос Ангелины Власьевны.

– Да, готовлю, – скрывая злобу, ответила Людмила и открыла шкафчик. Одна дверка висела только на верхней петле, поэтому Людмиле приходится постоянно придерживать её одной рукой, а все кастрюли доставать другой. Немного не удержав равновесия, кастрюли выпали из рук Людмилы и покатились по полу, создав при этом громкий звук.

– Людмила! – крикнула Ангелина Власьевна, отчего Ольга проснулась и начала плакать. – Ты не можешь тише?

Людмила стиснула зубы и сжала кулаки. Удержав в себе эмоции, она, вздохнув, ответила:

– Прости, я случайно.

Насыпав в кастрюлю немного гречки, Людмила залила её молоком, перемешала и высыпала в ржавую раковину чёрные зёрнышки. Поставив кастрюлю на плиту, она села за стол и опёрлась на руки. Тело Людмилы слегка покачивалось, а в голове чувствовалась тяжесть от недосыпания. Веки медленно слипались, но Людмила, время от времени, вздрагивала всем телом, резко поднимала голову и широко раскрывала глаза, пытаясь не уснуть. «Как же сейчас спать хочется. Но, почему же, я не могу уснуть ночью? За что мне это? – думала Людмила, всё реже переводя взгляд на кастрюлю. – Хоть бы сейчас не уснуть. Мне ещё на работу». Веки Людмилы становились тяжелее. Туман застилал взор, а по телу прошёлся сильный озноб. Сердце быстро билось, а дыхание было тяжёлым и обрывистым. Иногда Людмиле казалось, что она не чувствует своего тела. Непонятное тепло внезапно сменило собой дрожание и озноб, а в голове наступило странное, но приятное ощущение оторванности от окружающего мира…

– Людмила, ты что? – громко сказала Ангелина Власьевна уснувшей за столом Людмиле. Молоко начало выкипать и залило конфорку. Звук шипящего газа испугал Людмилу, и она кинулась выключать плиту. – Ты пожар хочешь устроить, что ли?

– Я уснула. Я не нарочно, – оправдываясь, сказала Людмила, взявшись за голову.

– В доме ребёнок, Людмила. Имей совесть. Иди на работу. Я сама всё сделаю, – сказала Ангелина Власьевна, подошла к плите и кинула в придачу: – Впрочем, как и всегда.

При этих словах Людмила, которая быстро уходила с кухни, так как уже сильно опоздала на работу, немного приостановилась, задумчиво посмотрела в сторону матери, но не решилась что-нибудь ответить и покинула тесную квартирку с низкими потолками и тёмными стенами, покрытыми старыми пожелтевшими обоями.

Ангелина Власьевна осталась возле плиты. Посмотрев в раковину, она увидела выкинутые Людмилой чёрные зёрнышки гречки. Возле них, в спешке, оказались выброшенными и чистые зёрна. Ангелина Власьевна неудовлетворительно искривила рот, собрала со скользкой от невымытого жира раковины все зёрнышки, которые выбросила Людмила, и кинула их в кастрюлю. Открыв кухонный шкафчик, где стояло много жестяных баночек красного цвета в белый горошек, она начала читать полустёртые надписи. Достав одну из баночек, она насыпала немного соли в кастрюлю с кипящей гречкой. Сев за стол, она посмотрела на тяжёлые настольные часы, служившие будильником, громкий звук которого не один раз пугал маленькую Ольгу. Краска на часах потрескалась, оставив только ржавый в некоторых местах металл.

– Опять опоздает, – с хмыканьем сказала Ангелина Власьевна и подошла к плите. Добавив в кастрюлю с гречкой немного подсолнечного масла, Ангелина Власьевна начала перемешивать содержимое старой алюминиевой кастрюли широкой ложкой.

Выключив конфорку, Ангелина Власьевна оставила гречку остывать на подоконнике кухни, а сама подошла к висевшей на стене чёрно-белой фотографии в деревянной рамке. На картине, покрытой трещинами, были изображены мужчина и женщина, каменные лица которых делали фотографию совершенно безжизненной и хмурой. Волосы мужчины были сильно зачёсаны назад, а на шее у женщины завязан платок. Ангелина Власьевна взглянула на картину и пальцем провела по рамке. Посмотрев на запыленный кончик пальца, она вытерла его об тяжёлую шерстяную кофту. Направившись к раковине, Ангелина Власьевна взяла тряпку, смочила её и протёрла фотографию. Подойдя к кастрюле с гречкой, она бросила несколько ложек в маленькую тарелку, взяла кусок хлеба и пошла кормить Ольгу.

– Людмила, зайди ко мне, когда закончишь, – сказал высокий мужчина, держа в руке папку с бумагами. Сдвинув брови, он пальцем позвал подчинённую.

– Хорошо, Николай Дмитриевич, – ответила Людмила своему начальнику, отодвинула деревянную костяшку на счётах и записала что-то в большой книге в одну из колонок таблицы. Встав со стула, она направилась в кабинет директора завода. Николай Дмитриевич, закрыв за Людмилой дверь, указал ей на кресло и начал разговор с вынужденным выражением лица:

– Людмила, нам нужно поговорить.

– Да, Николай Дмитриевич. Я слушаю, – сказала Людмила, внимательно посмотрев на сосредоточенное и недовольное выражение лица начальника.

– Ты знаешь о том, что сейчас делается в стране? – не смотря на Людмилу, спросил Николай Дмитриевич.

– Да, мама говорила. Начались большие изменения. А что?

– Да, – задумчиво сказал Николай Дмитриевич, – изменения. Но не об этом дело. Людмила, – вздохнул директор завода, сел в своё кресло и внимательно посмотрел на усталые женские глаза. – Из-за этого задерживаются средства и, боюсь, что… Людмила, ты просила зарплату на месяц вперёд, но…

Людмила покачала головой и закусила губы:

– Вы не сможете дать зарплату наперёд. Я поняла. Ничего страшного, разберусь, как-нибудь, – сказала Людмила, сделав непринуждённое и спокойное выражение лица, даже с лёгкой улыбкой.

– Нет, – сказал Николай Дмитриевич, виновато опустив голову. – Дело идёт к тому, что… Людмила, я не могу ничего сделать. Не в моих силах… В общем, я не смогу заплатить тебе и за этот месяц. Прости.

Людмила услышала эти слова и застыла. Глаза остались широко открытыми и неподвижно смотрели в глаза начальнику, который сидел, загоревшись от стыда. Утомлённые глаза Людмилы стали влажными от слёз, но она, попытавшись сдержать дрожь в голосе, встала со стула и спросила:

– Это всё, Николай Дмитриевич?

– Людмила… – вдогонку сказал директор завода, но женщина быстро закрыла за собой дверь. – Проклятая страна, – прошептал Николай Дмитриевич и сжал кулаки.

Людмила вышла из кабинета. На неё сочувственно смотрели другие сотрудники бухгалтерского отдела, которые уже знали о задержке заработной платы. Всем было известно о ситуации, в которой была Людмила, поэтому искренне жалели её. Людмила, не выдержав косых взглядов, ушла в туалет. Там, спёршись на раковину, она охватила голову руками. «Оленька», – подумала Людмила и судорожно заплакала. Ручка двери внезапно повернулась. Людмила быстро вытерла слёзы и низко опустила голову, сделав вид, что умывается. Зашедшая сотрудница бухгалтерского отдела провела рукой по спине Людмилы и сказала: