Валерий Петков - Камертон (сборник)

Перед отбоем сержанта Григория Сизова вызвал для беседы в канцелярию командир роты.

Ротного Григорий уважал. Капитан даже фамилию сменил, чтобы чин отца – генерала не повлиял на его службу. Закончил суворовскую «кадетку», военное училище и честно пахал с утра до вечера.

– Присаживайся, – предложил ротный. – Тут такое дело. Открываются в нашем военном округе курсы по подготовке офицеров запаса. Два месяца. Ты же потом в институт, а там – военная кафедра. Вот и пригодится!

Оставалось служить три месяца, перспектива два из них провести вдали от части Григорию понравилась, и он согласился с мудрым предложением ротного.

Курсы организовали в бывшем Тильзите, а назывался он теперь – Советск.

Там была знаменитая танковая часть, покрывшая себя неувядаемой славой в боях Великой Отечественной войны, при освобождении Польши. Часть была на виду, и в неё постоянно приезжали всякие проверяющие, чтобы удостовериться, что добрые воинские традиции личным составом не утеряны в мирное время. Командование части это нервировало, и ему было не до сержантов, прибывших на курсы из разных подразделений военного округа.

Поселили курсантов в старых немецких казармах. Добротных, из красного кирпича, с высокими сводчатыми потолками, крутыми черепичными крышами. Но угрюмых, в готическом стиле, пропахших насквозь прусским воинственным духом. Он наплывал незаметным туманом, вроде ОВ.

К утру дух усиливался, приводил в лёгкий обморок спящих, вследствие чего сон был тяжёлым, пробуждение трудным, а подъём мучительным и долгим.

Удивительным образом сохранились даже ниши, в которых некогда стояли ружья и автоматы прежних солдат. Это противоречило утверждениям, что когда-то царила в казармах муштра, офицеры солдат не ставили ни во что. Теперешняя же оружейная комната была зарешёчена и опечатана множеством печатей, а получение оружия, даже просто перед заступлением в караул, начиналось с прохождения долгой процедуры доступа к автоматам, пистолетам и патронам, с благословения начальника штаба, и тянулось довольно долго.

Будущих офицеров запаса набралось три взвода по тридцать человек. Старшим приставили сверхсрочника-сержанта, трубача полкового оркестра. Человека пожилого, обременённого чадами и домочадцами, и только форма говорила – но не убеждала – что он военный. Потому что сидела на нём, как плохой наездник, – косвенным образом.

Он приходил утром, зычно командовал: – курсы – пыдъё-ё-ё-ём!

Дембеля и ухом не вели. Тогда он доставал трубу и начинал наяривать соло – бравурные мелодии.

Из глубины рядов двухъярусных кроватей в него кидали сапог или ботинок. Он просовывал трубу в приоткрытую дверь и надеялся разбудить неподконтрольную кодлу. У него была большой стаж, поэтому он знал очень много партий для трубы.

– Трындец! – говорил кто-то с верхнего яруса. – Труба наше дело!

Сна уже не было. Начинался медленный утренний моцион – длительные позевки, кряхтение, потягушки, умывание и изучение прыщей на морде и теле.

Город был странной смесью из уцелевших немецких построек, пустых прогалин от разбомблённых домов и и типовых пятиэтажных железобетонных бараков. Идти было некуда.

Пару раз свозили на уборку картошки и капусты тех, кого смогли отловить. Едва набрали человек двадцать.

Курсы были предоставлены сами себе.

Напротив КПП части была баня. Сержанты переодевались в комбинезоны, клали на плечо длинную лестницу, в каждый пролёт влезал один воин, старший группы рапортовал, что личный состав следует в распоряжение зама по тылу. Миновали благополучно дежурного, оставляли лестницу у входа и устраивались пить пиво.

В углу был неприметный закуток и окошко, где продавали веники в выходные дни. Здесь можно было наслаждаться чудесным берёзовым ароматом и мирно попивать отличное пивко.

– Сдается мне, господа, что это настоящий баварский «кюммель»! – втягивал воздух носом бывший студент физтеха, умница и балагур Витя Васильев.

– «Полегче насчет гусиных шкварок, – сказал больной «раком желудка», – нет ничего лучше гусиных шкварок!» – цитировал Коля Редькин, знавший наизусть «Похождения Швейка».

Потом они возвращались, ставили лестницу на место до следующего раза. Поскольку дежурные по части менялись регулярно, то и ходоки систематически баловались пивком. Светлым, весёлым и искристым, как новая жизнь после дембеля.

Кого-то привлекли к оформлению наглядной агитации, кто-то при штабе околачивался – кому что нравилось.

Молдаванин Вася Яворив подрядился отливать из бетона многочисленные ордена, которыми награждена была часть. Их собирались водрузить возле трибуны комсостава, на плацу, там, где проходили парады и разводы караула. Дело было хлопотное, ответственное, под строгим присмотром начальства, и над ним трудилась от нечего делать целая бригада из восьми человек.

Григорию нравилась тишина библиотеки и хорошая подборка книг.

Некоторые делали задания для офицеров, обучающихся в академиях, выполняли контрольные по математике, теоретической механике, рисовали большущие листы – исторические сражения Александра Македонского, генералиссимуса Суворова и других видных полководцев.

Григорий написал за неделю для майора Ясюка реферат на тему «Общий рынок – этапы формирования и распада».

В ту ночь ему снился гуталин. Он тёк чёрной рекой, приятно пах необычным снадобьем. Григорий фыркал, плескался неторопливо в его жирной, густой, медленной неге и удивлялся – откуда у гуталина такой аромат и обволакивающая мягкость?

Он приписал этот сон тесной немецкой казарме, плохо проветренному помещению и обычным ветрам, пускаемым во сне утомлённым за день личным составом. Но благовоние ещё долго не отпускало, преследовало его, перебивая резкие служебные запахи.

Вдруг среди дня курсантов построили в две шеренги и повели в гарнизонный клуб. Там они рассчитались на первый-второй.

– Первая шеренга будет петь первым голосом, соответственно вторая – вторым, – радостно сообщил сержант-сверхсрочник. – Вы поступаете в полное распоряжение начальника клуба, майора Ежова.

Так Григорий узнал, что обладает вторым голосом. Это было большим потрясением для него!

На сцене стояли ступеньки, хор взгромоздился на них в два ряда.

Литературно-музыкальная композиция называлась незатейливо – «В братской семье народов – едины».

Задача была простой, как мычание: вступать по знаку из-за кулис, и на этом фоне пойдут задушевные стихи в исполнении детишек комсостава части и участников литературного кружка «Залп».

Раздали слова. Вторым голосам было лучше, потому что листочки с текстом прикрепили к спинам первых голосов комсомольскими значками. Начинать пение должны были вторые голоса, а первые – подхватывать, потому что слов они тоже не знали, а петь с листа – не разрешили.