Валерий Петков - Камертон (сборник)

После этого Григорий размножал по просьбе Петра ещё какую-то запрещённую литературу. Но вот эти листки – первые – запомнились особенно.

Потом они оба демобилизовались. Страна развалилась.

Гриня уехал в Америку. По слухам, нормально устроился в Нью-Йорке, женился.

Книги перестали быть дефицитом. При первой возможности Пётр купил шикарный том «гариков» Игоря Губермана. Часто перечитывал, цитировал с удовольствием. И сейчас под настроение их открывает.

И вот, идёт он как-то по городу и вдруг слышит сзади:

– Здравия желаю, товарищ лейтенант!

– Гриня! Привет! Какой я тебе – лейтенант! Отставной козы барабанщик!

Похоже, имя Петра тот подзабыл, а вот звание – запомнил. Это проще.

Оба искренне обрадовались. Зашли в кафе, встречу слегка отметили – А я как-то просыпаюсь ночью, уже в Штатах, – сказал Григорий, – вдруг стихи, «гарики», вспомнил, и так… хорошо стало! Как ломиком по голове.

Мы же тогда могли загреметь очень сильно.

– Я тоже вспоминал, – признался Пётр. – Может, не так остро, как ты. Но страха не было ни тогда, ни потом. Храню как память, где-то лежат дома. Листики с дерева нашей молодости. Кое-что переплёл. Неказистые, но дорогие мне книжечки.

Расстались тепло и больше не встречались.

Пётр устроился на работу в солидную фирму. Как-то в разговоре случайно выяснилось, что бабушка его начальника жила в деревне Бородино, где отбывал наказание Игорь Губерман. Начальник, когда пацаном у бабушки бывал, даже видел его самого, и как жена приезжала проведать ссыльного с большим чемоданом всякого-разного.

В деревне его звали «Мироныч» и уважали, как человека умного и спокойного. Приходили поговорить о жизни.

Тогда Пётр и рассказал ему свою историю.

Оба улыбнулись хорошим воспоминаниям.

Прошло ещё несколько лет. Пару раз Пётр видел по телевизору выступления Игоря Губермана. Всё ходили слухи, что приедет и к ним в город на гастроли.

Но Пётр уехал в командировку, и они разминулись, не удалось попасть на концерт. Даже расстроился Пётр, и долго не мог успокоиться. Тем более, что начальник его побывал на том концерте.

– Сел в первом ряду, – рассказывал он, – и так и сяк, привстану, опять сяду. Думал – может, заметит. Нет. Не заметил. А подойти я постеснялся. Да и людей вокруг него полно, окружили.

Позавидовал тогда Пётр начальнику.

Опять несколько лет пробежало.

Москва. Конец дня. Пётр в командировке. Поднимается на эскалаторе в метро. Подъём длинный, но вот уже и в вестибюль выносит, только успевай, ноги подымай! Соскочил.

И не верит своим глазам – он!

Губерман уже ступил на эскалатор и вниз отъезжает плавно.

Прыгнул Пётр следом за ним, встал рядом и кричит радостно:

– Игорь Мироныч – вы?!

– Да, это я. Вы – сомневаетесь?

– Это просто замечательно! – Пётр смеётся, радуется, словно родного человека встретил в чужой, далёкой стороне.

И пока полз эскалаторе, рассказал историю про «множительный аппарат», Гриню, самиздатовскую кипучую деятельность.

Губерман выслушал внимательно. Стоят они у края эскалатора, а мимо народ снуёт, москвичи и гости столицы.

– Удивительная история! В каком это году было?

– В семьдесят восьмом.

– Да! Могли бы очень даже загреметь. И серьёзно! Вот, что – у меня завтра в ЦДЛ концерт, в девятнадцать часов. Приходите, буду вас ждать! Если вдруг билетов не будет, позовите меня. Я вас проведу.

Пётр задержался в Москве ещё на один день.

Билет в ЦДЛ успел купить. Сидел в кресле, затаив дыхание.

На пустую сцену вышел кудрявый человек, в светлой рубашке и брюках.

Концерт шёл живо, весело! Зал был заполнен до отказа.

Знаменитый зал ЦДЛ.

Было ощущение, что многие знакомы между собой. Временами, после чтения очередного стихотворения вспыхивал живой обмен репликами между зрителями и автором. Из зала просили прочитать одно, другое, и просьбы исполнялись. Записки шли во множестве, с мест выкрикивали что-то, смеялись остроумным комментариям со сцены.

Чужих – не было.

В антракте Пётр подошёл к Губерману. Волновался. Подождал, пока тот раздаст автографы, сфотографируется с многочисленными почитателями.

Рядом с буфетом, в окружении смеющихся людей, на фоне таблички «Служебная зона», которая так необычно смотрелась сейчас, и слово «зона», после всех рассказов и воспоминаний, приобретало особый смысл.

Губерман его заметил.

– Это, вы! А я под впечатлением от вашей истории! Буду рассказывать теперь зрителям. Удивительно!

– Мечтал книжку вашу прикупить здесь, в лавке, да размели всю партию, пока добрался с Юго-Западной до центра, – посетовал Пётр и протянул блокнот.

« Будьте счастливы !» – написал поэт размашисто.

И две буквы – инициалы, вместо подписи. Видно, привык быть кратким и точным.

И дата, конечно – 18.02.2008.

Их знакомству исполнилось ровно тридцать лет.

И один день.

Постараюсь, Игорь Миронович! – засмеялся Пётр.

Часть материального обеспечения есть в любом полку. В ней служат баловни судьбы, приближённые к начальству люди – водители командиров, почтальон, киномеханик, библиотекарь, автослесаря и прочая «интеллигенция в/ч».

Распорядок дня у них относительный. Приём пищи – свободный, пайка отборная. Строевая не утомляет. Противогаз плечо не оттягивает. Кое-какие поблажки, но главное – увольнительная без проблем!

Личный состав не любит их, но завидует избранным, фаворитам армейского счастья. Тихого, потаённого, сонного и ленивого ожидания дембеля.

За глаза их называют – ЧМО. Звучит в меру обидно, плевком вдогонку, а если ещё и расшифруют правильно, то сразу понятна степень презрения к этому сословию.

Вот, например, вариант – Чудим, Мудим, Об…манываем! Есть и круче варианты.

Пожалуй, самое безобидное – Чрезвычайно Мощная Организация. Или топонимическое, нейтральное – «человек Московской области».

Они это понимают, относятся к остальным снисходительно, а с начальством подобострастны. Тонкие психологи.

Зачем «кусать грудь кормилицы», как говорит старшина самовольщикам перед отправкой на гауптвахту.

Таково свойство любого прилипалы.

Удивительным образом они везде и… нигде! И не в казарме, и не на службе, но полная иллюзия, что они в нескольких местах сразу. Эффект присутствия именно там, где надо быть, но в это же самое время, в разгар белого дня они могут спать в казарме, якобы вернулись с полигона, или участвовали в поимке нарушителя.

Они быстро привыкают к такой жизни и службе. Становятся белее лицом, появляется лёгкая задумчивость во взгляде, отрешённость. Мол, не трогайте меня зря! Вы же видите, товарищ боец, или там – младший командир, что у меня особая задача! Вот и идите себе, занимайтесь по распорядку!