Ирина Ордынская - Святой Иерусалим

А вот об Оптиной Пустыне столько всего мною прочитано, что, кажется, старцы своими поучениями воспитывали меня вместе с родителями. Можно сказать, всю сознательную жизнь каждое утро я начинаю с беседы с ними, потому что в моей спальне висит молитва Оптинских старцев в рамочке под стеклом. Просыпаясь, прочитав утреннее правило по молитвослову у икон, подхожу к ней и, вглядываясь в напечатанные слова, произношу их вслух. Творю молитву, а взгляд скользит по фотографиям старцев, и каждый раз выражение их лиц меняется. Если я недовольна собой, нагрешила чего, кажется мне, сердятся на меня святые угодники, стыдно мне, бывает и отвожу глаза в сторону. А когда у меня душа чиста и мне радостно, то они будто бы веселее на меня смотрят. Конечно, это фантазии, но так у меня со старцами идёт негласная беседа, продолжают они моё воспитание. Думаю я иногда, вот соберусь, брошу дела, подлечу вечно капризничающее здоровье и поеду в Оптину Пустынь, увижу её издалека, сердце запрыгает от радости – еду, наконец-то, еду к давно знакомым старцам. Куплю цветов, белых роз, почти бутонов, пойду на монастырское кладбище, есть же там такое, положу каждому из давно знакомых наставников в благодарность за духовную науку по одной белой розе. Всё собираюсь, а не еду, а, может, ещё не созрела для встречи с ними.

Святые места, святые реликвии, что происходит в нас от прикосновения к ним, всегда ли напитывают они нашу душу чем-то главным, особенным? Или можем остаться глухими к их призывам. И побывав в самом святом месте, приложившись к самой важной святыне, ничего не сможем изменить в себе, и даже не поймём этого.

Однажды я писала статью об известной художнице, которая терпеливо и не без удовольствия рассказывала мне о своей жизни, интервью должно было получиться биографическим и хвалебным. Героиня не без театральности излагала пред моим мысленным взором действительно интересные события своей жизни. Её глаза умильно горели, когда она повествовала о том, как несколько месяцев жила в Иерусалиме, реставрируя фрески в прекрасном старинном русском храме, как изображения оживали под её кистью. И добрые монахини, приняв её как равную духовную сестру, брали её на службы в какую-то древнюю подземную или просто опустившуюся от времени ниже уровня земли церковь. Сколько восторга было в её воспоминаниях от необычно звучавшего в этом храме пения невест Христовых, от звуков просыпающегося на поверхности города, с его такими будничными шумами, о котором они уже успели помолиться, и, может быть, предвосхитили, пусть даже в крохах, его мирное пробуждение.

Фрески она восстановила, получив награды и благодарности от церкви, уехала одухотворённая в Москву. Тем печальнее для меня был её рассказ о дальнейшей жизни, когда православия ей «показалось мало», и человек, казалось, глубоко преданный Христу и его церкви, вдруг ушёл в извилистые, запутанные восточные практики с их поклонениями живым гуру. Не моё дело разбираться в её вере, в её убеждённости, что она, продолжая верить в Иисуса Христа, «пошла дальше». Меня неосознанно пугало другое, как имея все богатства православной веры в том же Иерусалиме, приблизившись к святыням, увидеть которые многие могут только мечтать, близко соприкоснувшись с чистым служением православного духовенства вечного города, она решила, что мало ей всего этого и ушла искать другую чужую веру. Как будто перед ней разложили все доказательства величия веры её предков, редкие сокровища, а она, посмотрев на них, собрала чемодан и уехала в дальние страны на поиски ярких красок чужих богов. Но почему её не остановил мудрый город Иерусалим? Он-то видел много чужеродных броских религий захватчиков. И я сама понимаю ли до конца тихую красоту нашего православия….

Поездка в Иерусалим – как сделать её наполненной истинной радостью? Способны ли мы почувствовать величие того, что будет нам открыто, или не услышим его мощный призыв, и, обманувшись, вернёмся с пустыми душами?

Слава Богу, теперь на Святую Землю не нужно ехать месяцами, как это приходилось делать паломникам из России в прошлые века. Они совершали настоящий подвиг, неделями, месяцами пробираясь через недружественные, а бывало, что и воюющие государства.

Самые первые русские христиане, как написано в летописях, прибыли в Иерусалим сразу после крещения Руси, их послал изучить святыни принятой его страной религии сам князь Владимир. После освобождения Святого города крестоносцами жена Владимира Мономаха лично приезжала как паломница поклониться святым местам. Три раза Иван Грозный посылал посольства с дарами и золотом на ремонт Храма Гроба Господня, в те времена нужно было купол над храмом восстанавливать, вот русское государство и помогало. А грозный князь замаливал таким образом свои грехи. Начиная с Петра I пожертвования в Иерусалим стали постоянными, позже при императрице Анне Иоанновне появилась даже строка в смете Священного Синода, по ней выделялись специальные суммы, которые перечислялись Храму Гроба Господня и Иерусалимскому Патриархату. В 1814 году, несмотря на тяжёлое положение после нашествия Наполеона, на ремонт Храма Гроба Господня из казны Российской империи выделили 25 тысяч рублей и ещё 140 тысяч собрали простые люди – по всей стране «по копеечке» – это были огромные по тем временам деньги, жителей в России было немногим более 40 миллионов, получается, почти каждый дал свою «копеечку» и не одну. Такая любовь и постоянная забота была у русских людей о сохранении Гроба Господня и Голгофы.

Массово русские паломники поехали в Иерусалим с 1700 года, после того как царь Пётр I победил турок. В мирном договоре с ними специально было оговорено, что русские паломники с этого момента будут иметь право свободно посещать Святую землю, принадлежавшую тогда Османской империи. Царь так же заставил побеждённых турок оговорить в этом документе права паломников, по которым православным людям, ехавшим к Святым местам Палестины, турецкие власти не должны были чинить препятствия. После этого русские христиане стали безбоязненно приезжать в Иерусалим.

Одно только оставалось плохо – путешествие в Палестину было опасное, дорогое. И на самой Святой Земле паломников никто не ждал, жили они в ночлежках, платили подати османским властям, мусульмане их не жаловали, от жаркого климата и антисанитарии многие начинали болеть, а то и умирали. Только в 1841 году удалось русскому правительству договориться о создании Русской Духовной Миссии, вскоре было организовано и Православное Палестинское общество, в руководство которого вошли семь членов царствующего Дома Романовых, высокопоставленные чиновники и богатые люди, а Председателем общества стал Великий Князь Сергей Александрович – брат императора Николая II. Ежегодные взносы членов общества были не сказать, что большие, просто огромные, доходили до 25 тысяч рублей с человека. Дело пошло быстро. К 1914 году православные русские организации превратились в Палестине в уважаемую структуру – им принадлежали четыре десятка земельных участков, десяток церквей, монастыри, пять больниц, семь гостиниц, сто школ для арабских детей, а ещё подворья и т. д. В результате на Святую Землю из России в год могли приезжать более десяти тысяч паломников, большинство из которых были простые крестьяне. Для людей всех небогатых сословий на поездку специально устанавливались большие скидки. Однако дорога всё равно оставалась непростой, в основном, потому что долгой.