Георгий Скрипкин - Жизненные откровения. Сборник рассказов

Бдительный Бычаркин успел вовремя среагировать, и в соленья попала лишь маленькая толика спиртного.

– Этому больше не наливать, – предложил он, и начал разливать остатки водки по стаканам.

Такая перспектива Тюлькину явно не понравилась, и он встал из-за стола:

– А ну налей, диссидент недобитый.

И если б не сидевший рябом Эдуард, достал бы тюлькинский кулак до Севинового подбородка.

Посошок в этот раз получился скомканным и нервным.

Всей компанией наши соседи по гаражам собрались только в конце марта, потому что именно в это время Артем Палыч и Иван Чубатый начинали свой автомобильный сезон. Зимой их машины стояли в гаражах и безмятежно отдыхали.

В этот раз гаражных друзей пригласил активный участник коммунистических митингов Всеволод Бычаркин. Ему как-никак пятьдесят годков стукнуло, но груза этих лет он на себе не ощущал. Наоборот, с годами его политическая активность только увеличивалась. Да и на женщин он стал засматриваться как-то по-новому. Если раньше ему нравились женщины средних лет, то теперь его взгляд стал чаще задерживаться на прелестях молоденьких особей. Но разговор сейчас не о том.

К своему юбилею Всеволод подготовился основательно.

Посередине гаража он установил разборный стол и завалил его нехитрой закуской. В центре стола стояла банка с селедкой, которую окружали соленые помидоры, маринованные грибы, нарезанная большими ломтями докторская колбаса и чугунок с уже остывшей картошкой. Куски черного хлеба ютились на одном из углов стола.

От лица собравшихся гостей Иван Чубатый торжественно вручил юбиляру автомобильный пылесос и предложил выпить за именинника. Автомобилисты дружно выпили и без спешки принялись за закуску. А чего торопиться-то, если весь вечер впереди.

После первой наступила очередь второй:

– Давайте пожелаем Всеволоду безаварийного сезона. Пусть летает на своей ласточке и забот не знает, – предложил Андрей Тюлькин.

Мужички хором поддержали Андрея и потянулись стаканами к юбиляру.

После второй языки у собравшихся развязались, и Тимоха Трепалов возбудил всех на дискуссию: – Слыхали, мужики, какой-то французишка на бабе погорел.

– Не какой-то, – поправил его Эдуард Потехин, – а глава МВФ.

– Это что за МВФ такой? – спросил глуховатый Артем Палыч.

– МВФ, Палыч, – это международный валютный фонд, – пояснил Эдуард.

– Международные бабки, значит, – хихикнул Тимоха.

– Вот ведь как, на бабках сидит, да еще и баб щупает, – удивился Палыч.

– Так кто на бабках сидит, тот и первый щупальщик, – уверенно произнес Иван.

– Это они с жиру бесятся, – по-стариковски проворчал Палыч.

– А я вам скажу, мужики, не все здесь чисто, – вступил в разговор вечный диссидент Пафнутий Мочалов.

– У тебя, Пафнутий, всегда не все чисто, – махнул рукой Тимоха и предложил, – за здоровье именинника надо выпить.

Сказано – сделано. Стаканы глухо звякнули, их содержимое перелилось в утробы собравшихся. А потом селедочка, да с картошечкой.

Продолжая чавкать, Пафнутий продолжил дискуссию:

– А потому и нечисто, что человек в президенты Франции нацеливался, вот его и подставили. Уговорили горничную, она и разыграла сцену с попыткой изнасилования.

– Так там только попытка была? – с разочарованием спросил Палыч.

– Вот то-то и оно, что попытка, – подняв указательный палец, произнес Пафнутий.

– Да этот француз сам не промах, – вступил в разговор именинник, – эти капиталисты так и норовят, чтоб потрахаться.

– А коммунисты, значит, не такие, – заерепенился Тимоха, – нашел тоже ангелов.

– Они, конечно, не ангелы, но совесть все же имеют, – возразил Всеволод.

Если бы сегодня он не был именинником, раздраконил бы Тимоха его со всеми коммуняками. Но понимание важности события, по которому они собрались, остановило Тимоху.

А тут и четвертый тост подоспел.

– За ласточку именинника, чтобы она его никогда не подводила, – предложил Эдуард.

Такой тост тоже следует поддержать, потому что прошлый сезон для Всеволода был не очень удачным. То он залетел правым колесом в открытый люк, въехав на территорию своего завода, то какие-то козлы разули его ласточку прямо среди бела дня. Нашел он ее, стоявшую на кирпичах в двухстах метрах от хижины его любовницы. Уже годков этак десять он обещает этой самой любовнице, что вот-вот уйдет из семьи и осчастливит ее постоянным проживанием. Бедная женщина, как она доверчива.

После четвертой порции мужички совсем раздухарились.

– Скажи, как у них закручено, – воскликнул Чубатый, – только до бабы дотронулся, как тут же в кутузку.

– Если бы только дотронулся, он же голый на нее лез, – уточнил Андрей Тюлькин.

– Да хоть и голый, – повысил голос Иван, – у нас вон олигархи по-черному гуляют. Меняют любовниц, как перчатки, и ничего.

– Да уж, – оживился Палыч, – наши миллионщики ничего не боятся. От всего откупаются, паразиты.

– И то верно, – поддержал его Тимоха, – то на курорте оргию устроят, то в банях побалуются.

– Да что олигархи. Вон у нас директор базы, вроде бы не велика шишка-то, а половину баб оприходовал. И как с гуся вода, – разоткровенничался Андрей.

– А бабы сами виноваты, – воскликнул Пафнутий, – у кого деньги, к тому и идут.

– Да боятся они, что без работы останутся, – повысил голос Андрей.

– Ничего они не боятся, – возразил Эдуард, – вон ко мне сами на работе липнут. Уж сколько раз говорил, что не хочу, нет, все равно лезут.

– К тебе, может, и лезут, а наши бабы, в основном, из-за боязни, – настаивал Андрей.

– Согласен с тобой, Андрюха, – поддержал его Чубатый, – да мы, мужики, тоже не всегда начальству можем возразить. Чуть что, и язык в задницу.

– А ты, Иван, мужиков не трожь, – привставая с табуретки, возмутился охмелевший Всеволод, – мужики свое дело знают.

– Да не ерепенься ты, именинник, – усадил его Пафнутий, – все мы виноваты в том, что у нас беспредел и в жизни, и в бизнесе.

– Нет уж, увольте, – вновь попытался встать Всеволод, – я против этого режима все время выступаю. Я им, подлюгам …, – погрозил он кому-то кулаком.

– Мужики, мне кажется, пора закругляться, – предложил Эдуард.

– Ну, давайте по последней, и по домам, – поднял стакан Пафнутий.

Мужики выпили по последней и поспешили из гаража.

А в гараже еще долго раздавались Всеволодовы ругательства.

Наконец-то плачущая осень отступила.

До декабря оставалось еще целых пять дней, а зима уже прилетела в наши края на крыльях снежной метели. Резвый ветер сдул с деревьев последние листья, а снег в одночасье припорошил придорожную грязь. Всю ночь метель резвилась в опустевших улицах и скверах, а когда город проснулся, то обомлел от зачарованной белизны.