Георгий Скрипкин - Жизненные откровения. Сборник рассказов

От занесенных снегом машин дворы превратились в белоснежные лежбища сугробов, а детские площадки робко выглядывали из-под снега верхушками горок.

Звенящая тишина нависла над городом, но уже через час в белое безмолвие стали выходить сначала дворники, затем владельцы машин, а потом спешащие по своим делам горожане.

У большинства горожан укрывший землю снег вызывал самые положительные эмоции. Наиболее эмоциональные на ходу сгребали снег и лепили из него комочки. Только взрослая уравновешенность не позволяла им запустить эти самые комочки в чью-либо спину, а так хотелось. Зато школьная поросль вовсю резвилась возле школ, забрасывая друг друга снежками. У них снежная белизна ассоциировалась с приближающимися каникулами и встречей Нового года. А детвора помладше вооружилась лопатками и помогала дворникам убирать снег с детских площадок. Раскрасневшиеся щечки указывали на их особое старание.

В общем, легкий морозец был в радость и старому, и малому. А к вечеру опять пошел снег, но в отсутствие ветра падал он медленно и элегантно. Ну, совсем, как в новогоднюю ночь. Разве усидишь дома в такую погоду.

Быстро одевшись, мы с женой и дочерью вышли из подъезда и направились в сторону укрытого снегом озера.

– Какая благодать, – воскликнула жена и, подхватив дочку, закружилась с ней в каком-то экзотическом танце. А потом они вместе плюхнулись в пушистый снег, и их звонкий смех растворился в кронах заснеженных деревьев.

Как приятно было смотреть на два родных и счастливых лица, по которым стекал таящий снег. В их глазах я увидел столько радости и какого-то детского сумасбродства, что мне захотелось самому поваляться в белоснежной постели. Прямо лицом я упал в снег и попытался плыть в этом пушистом море. Мой заплыв вызвал вторую волну смеха, которая только усилилась, когда я, заснеженный, встал на ноги.

Затем была воображаемая фотосессия, во время которой мы падали в снег, занимали невообразимые позы и корчили счастливые физиономии. Счастье из нас так и струилось.

Ай да снег, ай да пушистый создатель положительных эмоций.

На автобусной остановке чинно стоят горожане и ждут автобуса, который, почему-то, не хочет их обрадовать.

Час пик еще не наступил, но народу на остановке скопилось предостаточно.

Наконец-то из-за поворота показался долгожданный автобус, и толпа пришла в движения, предвкушая энергичное соперничество за долгожданное место.

Но автобус не только не остановился, но наоборот, набрав скорость, промчался мимо.

За лобовым стеклом автобуса красовалась табличка «В парк», которую некоторые из ожидавших сумели рассмотреть.

Над толпой пронесся ропот недовольства, усиленный критическими замечаниями в адрес работников городской транспортной организации.

«До чего докатились – гундосила пожилая женщина – когда захотят, тогда и ездят».

«Обнаглели – тут же вступил в разговор солидный мужчина в шляпе – никакой управы на них нет. Небось начальники не стоят на остановках, их с шиком доставляют».

«Вот заставить бы их потолкаться на остановке по утрянке. Быстро бы порядок навели» – проворчал небритый здоровяк в штормовке.

«Видано ли дело, по всему маршруту пустым в парк ехать – прошепелявил сутулый старичок в офицерском пальто, – Как частник, захотел – повез, не захотел – оставил» – добавил он, еще больше ссутулившись.

Пожилая женщина открыла уж было рот, но заметила приближающийся автобус и засуетилась.

Автобус, недовольно фыркнув, проехал остановку и остановился. Двери автобуса со скрипом отворились, выпуская утомившихся пассажиров. Не успели первые пассажиры выйти из автобуса, как встречный поток уставших ждать ринулся к дверям, толкаясь и поругиваясь.

«Граждане, автобус не резиновый» – прокричал водитель. Он попытался закрыть переднюю дверь, но не тут-то было.

Наконец-то в дверь протискивается бородатый здоровяк, водителю удается закрыть дверь и автобус трогается.

Бородач начинает возмущаться, обращаясь к водителю: «Почему не соблюдается интервал движения? Один автобус по неизвестной причине проехал в парк, а другой вообще не хотел брать пассажиров».

Водитель внимательно следит за дорогой и не отвечает бородачу.

«Ишь ты, он с нами и говорить не желает – тут же отреагировал на молчание длинный прыщавый парень, и в сторону водителя, – вот сообщим, куда следует, тогда будешь знать».

«Я обязательно напишу в газету про эти безобразия» – пообещал бородач.

«Напиши, сынок, напиши. Пусть там разберутся» – прошепелявил сутулый старичок.

Мнения пассажиров разделились. Одни поддержали бородача, а другие стали заступаться за водителя.

Первой в поддержку водителя высказалась сидящая впереди бабка: «Ну, чего раскричались, как бабы» – и обращаясь к бородачу, – А ты, чем в переднюю дверь лезть, шел бы в заднюю. Видела, как ты норовил вперед пробраться».

«Так я же с ребенком, неужели не видите – стал защищаться бородач, – а с ребенком положено заходить в переднюю дверь».

«Все мы знаем, что нам положено, а как шоферами, так никто не хочет быть – вступила в разговор еще одна бабка с большим кулем на коленях, – везде вон объявлениев понавешали – требуются, требуются…..»

«А он, наверное, сам шофером был, да, видать, выгнали» – предположила ее соседка.

Бородач все грозился написать в газету и призывал очевидцев в свидетели.

«Пиши и не бойся – успокаивал бородача человек в штормовке, – а я всегда тебя поддержу. Хватит на них любоваться».

«Запиши-ка и мой телефон – воскликнула пожилая женщина, – если что, звони, обязательно пойду в свидетели».

Пассажиры входили и выходили, мелькали остановки, а разговор все продолжался, то затихая, то вновь усиливаясь. Недовольство людей выплескивалось на водителя.

Водитель же продолжал молча выполнять свои обязанности, зорко следя за дорогой.

Лишь по взмокшей шее и покрасневшему лицу можно было понять, с каким трудом доставалось ему это молчание.

Когда в очередной раз Вячеслав Михайлович Арбузов приехал на родину, чтобы навестить родню, встретил он там своих одноклассников, Петьку, то есть Петра Сидоровича Охапкина и Валерку, в настоящее время Валерия Никаноровича Глушкова. И если Валерий Никанорович был уважаемым в районном городке человеком, так как работал главным врачом местного родильного дома, то Петька в свои шестьдесят два года так и не дорос до того, чтобы его называли Петром Сидоровичем. Всю свою сознательную жизнь проработал он слесарем в автобусном парке и карьеристского рвения не испытывал. Хотя после выпитой бутылки дешевенькой водочки в голове у него начинали роиться крамольные мыслишки типа: