Владимир Гамаюн - Остров «Недоразумения». Повести и рассказы о севере, о людях

Двухэтажная общага в Усть-Среднекане была заселена старательским людом и «стасиками», то бишь тараканами. Для тепла окна в комнате были забиты одеялами, под потолком тускло горели обгаженные мухами лампочки Ильича, по стенам и особенно по столам, дожирая остатки старательской закуси, никого не боясь и громко шурша почти жестяными крыльями, бегали «стасики». В общем, это была общага как общага, видали по северам и похуже. На первом этаже был камбуз, где очень прилично кормили, артельный ледник был забит олениной, а в свинарнике подсобного хозяйства хрюкали будущие котлеты и бифштексы, уж в этом отношении в артели всё было тип-топ.

Поначалу я работал на дальнем участке, на ремонте бульдозеров «Комацу» и «Катерпиллер». Месяц пропахал, чувствую, что не ладно что-то в жизни моей старательской, значит не прижился, хотя до этого думал, что и с чертями уживусь. С чертями у меня лады, но вот с этими бесами, семейкой хохлов, полный раздрай вышел. Кум, брат, сват, зять – это была семейная мафия, в которой я был лишний и очень им чем-то неудобен. «Цэ ты нэ так робыш», «куды ты пишов», «колы вже мы вид тэбэ избавымся», «колы вже можно будэ спокийно пожрать сала», ну и т. д. Чувствую, что скоро сорвусь, и кто-то из них схлопочет по полной программе, и мне это ничего хорошего не сулит.

Тут и случись, что заехал к нам главный механик артели, хороший, с понятием мужик. Я знал, что бульдозеристов не хватает, и была надежда слинять от хохолятской семейки. После недолгой беседы, механик вошел в моё положение и, вняв моей просьбе, отправил на полигон для стажировки на Т-130. Работая на ремонте техники, ты не видишь самого процесса добычи золота, не знаешь даже, как оно выглядит, ну и, конечно, никакой романтики. Промывочный сезон едва начался, и я наконец-то оказался в нужном месте, в нужное время. Я не был бульдозеристом, но кое-какие навыки у меня были ещё с детства, когда в Казахстане, на целине мы, пацаны, гоняли на ДТ, поднимавших целину, и трамбовали в ямах силос на С-80 или С-100 в то время, когда дяденьки-трактористы дули сворованную дома и принесенную нами брагу или самогон. Опыт работы с отвалом у меня был нулевой. Но, верно говорят, что не боги горшки обжигают.

Мой будущий напарник, а пока инструктор, толканул пару отвалов породы на стол Важгерта и вылез из кабины, дальше давай сам. Он не хотел тратить на меня своё время и нервы и не ожидал, что у меня что-то получится, но для очистки совести доверил рычаги. Через полчаса машет мне рукой: «Стой, паря». У меня сердце остановилось: не сдал я экзамен. Но тот, немногословный, хмурый мужик лишь сказал: «Я в ночь выйду а ты давай в день паши и не свисти, что не бульдозерист», с тем и отбыл на попутной машине. Так вот и пошла моя настоящая, старательская работа.

Я подаю, толкаю отвалом золотоносную породу на промприбор «Важгерт», где её перелопатят, промоют мощной струёй воды, водяной пушки, ну а проще гидромонитором, который смахивает на гарпунную пушку китобойца. Грунт, песок и мелкая порода смоется потоком воды сквозь решётку в бункер, откуда и уйдёт по колоде на выброс. Вода смоет, унесёт всё, кроме золота, которое осядет, останется на рифлёных резиновых ковриках. Останутся самородки, золотой песок и даже золотая пыль.

Как не похоже это трудное, политое старательским потом и кровью, золото, на то ювелирное, к которому мы все привыкли. Нашему золоту ещё предстоит пройти несколько стадий очистки: сначала в артели, потом на обогатительных, аффинажных фабриках, где его доведут до кондиции, и оно уже будет в слитках и с клеймом, то есть с пробой. Трудно всё это представить, если не видел своими глазами. Я попытался хоть немного разогнать туман в глазах непосвященного человека, и, не думаю, что стоит забивать голову, описывая принцип работы золотодобывающей драги, как и зачем бьют шурфы, и как мыть золото лотком. Экскурс по специфике золотодобычи окончен.

Сказать, что я работал с удовольствием, это ничего не сказать. Я пахал с упоением, аж слюнки текли, до чего мне нравился мой бульдозер и сама работа – всё по мне. В тот год жара на Колыме была под 40, от движка несло пеклом, мозги плавились. Добычу не остановишь ни на минуту, хоть сварись в своей кабине вместе с паутами (оводы), которые набились к тебе в приятели и с «аппетитом» тебя же грызли везде, где был виден хоть кусочек твоей мокрой от пота, грязной кожи. Когда становилось совсем невмоготу, я махал Сашке-мониторщику: «Сашок, выручай, я спёкся». Катапультируюсь из кабины, лечу к монитору по пути, нырнув в зумпф с мутной, горячей, но мокрой водицей. Уже в воде я сдираю с себя всех этих летающих, ползающих, спиногрызущих и кровососущих тварей.

Мой бульдозер, уже с Сашкой, толкает породу, а Сашкин монитор пока зря плюёт воду в небо, в знойное колымское марево. Лечу к нему, хватаюсь за рога, направляю мощную струю в кучу породы, которую нужно промыть, прохлестать водяным бичём, от которого и громадные валуны улетают как подушки. Эта струя, если у тебя нет мозгов, вышибет за борт не только камни, но и всё золото, которое должно идти только в колоду, на коврики. Не разевай рот, пацан!

Струю монитора даже ломом не перешибить, испытано, громадные валуны улетают как подушки, а вот щебень и золотишко проваливаются через отверстия в колоду, где золото оседает на рифлёных резиновых ковриках, а всё остальное уходит с потоком воды. Но, есть одно, но! Не щёлкай пастью, иначе всё уйдёт в отвал. Наука не хитрая, если сам не дурак.

Время идёт, я батрачу, и всё у меня пучком, а в конце тоннеля уже маячит солидная зарплата, оттого и настроение у меня более чем оптимистичное. Как-то к нам на полигон нагрянули магаданские телевизионщики, снимали процесс добычи металла и нас заодно. Ставили в разные героические позы, снимали во всех ракурсах. Им глянулась моя бородища, в ту пору ещё чёрная, рваный флотский тельник и, наверное, мои грязные, искусанные гнусом сквозь прорехи ноги. Драные штаны мне не дали переодеть даже для приличия, дабы не потерять шарм, и колоритность старателя. Мы всё терпели из-за их посулов выслать нам фотки, которых так и не дождались, видимо, те решили, что показа по Магаданскому ТВ, достаточно, которого впрочем мы тоже не видели. Сволочи, однако.

В конце каждой смены приезжают с охраной съёмщики, проверяют на колодах пломбы, вскрывают их и приступают к съёмке золота. Они промывают, вытряхивают коврики, собирают с них самородочки, песочек, и даже золотую пыль осторожно смоют водичкой, сметут щёточками и заложат в спецконтейнер, и опечатают. Потом в журнале съёмки золота сделают запись, распишутся, опечатают колоды, и паши дальше. У меня появилась надежда отработать сезон без приключений, так меня любящих. Но человек предполагает, а бог располагает.