Владимир Гамаюн - Остров «Недоразумения». Повести и рассказы о севере, о людях

Ну а сейчас у «добытчиков» бичей пир горой, рекой льётся брага и самогон, упоительно пахнет жареным мясом, а непривычному едоку кажется что каждый кусочек на шипящей от жара сковородке скулит и тявкает. И хотя уже после первого стакана пойла, никто не слышит немых собачьих мольб, у этого мяса всегда будет привкус той нечеловеческой боли и слёз; эх вы, хомо сапиенс. Это был реквием, молебен по невинно убиённым собачьим душам. Аминь.

В одном из таких кильдымов частенько гостят и Жека с Арсеном. Жека крепкий сорокалетний Колымский мужик прошедший как и многие в этих краях суровую жизненную школу, зоновский беспредел, барачные драки и поножовщину, тонул да не утонул, горел да не сгорел, убивали да не убили, видно и здесь ангел хранитель подсобил, выручил.

Женька пахал в нашем «Гидроспецстрое» бурильщиком на врезке в машинный зал ГЭС, трясся на перфораторе зарабатывая приличные «бабки» и кучу неизлечимых болячек связанных со спецификой этой работы. У него была верная красавица жена, и немного уменьшенная копия мамы, почти взрослая дочь. Они были больше похожи на сестёр чем на маму и дочь. Казалось бы живи Евген, как все человеки, люби ненаглядную жёнушку, выдай за хорошего человека дочь, дождись внуков и устрой себе с бабой с хорошую спокойную старость, пусть даже и на Колыме, ведь для вас обоих всё равно нет места краше чем сама река, сопки поросшие багульником и сосняком, тундры с морошкой, а где ещё есть такие хайрюза да таймени? В общем, живи не хочу. Ан нет! Спокойная жизнь не для нас, одним видно ветром меня с ним забросило в Южную Якутию на БАМ, но это уже совсем другая история.

Эту небольшую историю о ссыльном кавказце абреке мне рассказал Женя но получилось что рассказ был обо всех, и обо всём понемногу, но больше о жизни, о той неизвестной которая никому не приснится и в страшном сне, но тем не менее это тоже жизнь, и она не лучше и не хуже других. Это зависит от того, кто ты сам, какой путь ты прошол в жизни, что испытал, как ты смотришь на те или иные вещи, где ты родился, и живёшь сейчас?

А может тебя всё устраивает и тебе и так хорошо в том говне в котором живёшь с детства. Где больше подлости и цинизма, в безопасном амёбоподобном аморфном состоянии в говне, или в жизни полной событий и опасностей. Жить ради жизни, борясь и выживая, или выживать как опарыш в дерме, в ожидании пока оно совсем не высохнет, что означает что шансов у тебя ноль, ведь ты и сам полное дерьмо и таков твой удел, и третьего не дано.

Во, повело меня всё раскладывать по полочкам, а может я не прав и всё не так? Лучше буду рассказывать, расписывать о человеческих доблестях или подлостях, о героизме и трусости, о предательстве женщин, о их любви и изменах, обо всём из чего состоит жизнь, но выводы делать не мне, а тебе, это и будет твоё понятие жизни и бытия.

Оттянул Арсен свои 25 от звонка до звонка, и хотя многие знали о его серьёзной статье и в посёлке он жил очень давно, никто не мог сказать что знает его, или ему что-то известно о прошлом Арсена, для всех он был просто бывший зэк, абрек, человек без прошлого. Когда кто ни будь из самых «любознательных» пытался по пьянке что-то выпытать, у Арсена, глаза того делались белыми, из-за голенища сапога мгновенно появлялся огромный тесак, и у любопытного отнимался не только язык но и ноги. Доверял он только Женьке, который в тяжкую для Арсена минуту ни секунды не колеблясь, как таран врезался в кучу пришлых пьяных старателей решивших разобраться с «чуркой» раз и на всегда. Разобрались!

Вскоре два, уже кунака и побратима сложили тех в штабель и пошли обмывать новое родство, так Женька неожиданно обрёл друга и брата готового идти за ним в огонь и воду.

Кунак может доверится только кунаку и постепенно Женя немного узнал о прошлой жизни Арсена. В той жизни было всё, и украденная по кавказскому обычаю невеста красавица горянка, и кровная священная месть, и солидный срок за то что убил слишком важного человека имевшего на горянку свои виды.

После чего и потянулась череда тяжёлых без малейшего просвета жизнь, в войну просился на фронт в надежде на достойную смерть, но даже умереть как мужчине, ему и то не дали, не позволили Даже туда не пустили, сказали: – В герои рвёшься, или в побег? Лучше тут сдохни, а мы тебе в этом поможем. И опять этапы, пересылки, были и неудачные побеги, но куда с Колымы бежать, жаль только что конвоиры не убили.

Арсен как и тысячи, десятки, сотни тысяч узников ГУЛАГА, бил шурфы, валил лес, его заваливало в золотоносных шахтах, стоя по пояс в горных ледяных ручьях он черпал со дна песок чтоб лотком намыть норму на кусок черняшки и миску баланды, неизвестно зачем но он пытался выжить. Через все круги ада пришлось пройти Арсену. Давно, очень давно он потерял счёт дням и ночам, месяцам и годам, и когда его однажды вызвали в «контору», и вручили справку об освобождении, но без права выезда за пределы Магадана, у него подкосились ноги, он сел и заплакал. Он плакал как мужчина, старый, чудом выживший в аду мужчина. СВОБОДА!

Но что делать с этой свободой, как жить? Кому он ещё нужен в этой жизни, кто из его родных остался в живых, кто помнит о нём? Он давно умер для всех, он давно умер для себя, он труп, он опустошён морально и физически, осталась лишь телесная оболочка с бездумными пустыми глазами. И он не первый кто выйдя из зоны был похож на зомби, после того страшного конвейра смерти под названием ГУЛАГ где все чудом уцелевшие были такими, их там сделали такими.

Колымчане хоть и суровые даже порой безжалостные люди, они всё же сердобольны, и ни о чём не спрашивая приютили обогрели подкормили, помогли с работой, поддержали морально и физически. Да, это те люди которые сами прошли в жизни через многое сохранив в душе сострадание. Это истинно русские люди, это сибиряки, северяне, Колымчане. Странно, но как многие другие, они его не боялись, они были такие же.

Зимой Арсен отогревал казалось на веки поселившуюся в нём стужу у топки кочегарки, за одно обогревая и тех кто ещё не понял истинной цены физического тепла и тем более душевного. К нему шли как паломники к святым мощам в поисках того и другого, и неважно было людям какой он веры, он оказывал им помощь, давал силу и веру. Он лечил словом, он был мудрей и сильней многих, но и он учился у людей вере и мудрости.

Летом, в котельной, как правило шёл ремонт но одно другому не мешало, работа пьянству, а пьянство наставничеству и исцелению ищущих, сомневающихся и заблудших душ.

О каждом обитателе того барака можно было написать целую повесть, да не больно откровенны и разговорчивы были эти не всегда добрые люди особенно когда разговор заходил о их прошлом. Об одном из рядовых дней той безалаберной жизни, тех безалаберных, но не до конца потерянных людей и пойдёт речь. Всё это было бы смешно если б ни было так грустно, а впрочем, как на это посмотреть.