Николай Углов - Ведьма. Рассказы. Публицистика

– Откуда они взялись здесь? Может, огромной стаей перелетают куда – то? Может, где – то для них было голодно, и они прилетели к нам? А может, какая – то сверхъестественная сила собрала их со всех лесов?

Эти мысли проносились в моей голове. Крупные чёрные птицы сидят молча. Я начал их считать. Сбивался, опять считаю. Да где там? Разве всех пересчитаешь? Минут двадцать, наверное, стоял заворожённый, боясь сдвинуться. Сердце как будто подсказывало, что такого в своей жизни больше не увижу! Затем, затаив дыхание, двинулся к ним. Вот они уже рядом, но не слетают! Я в замешательстве:

– «Может, всё это мне чудится? Просто сон такой? Может, это неживые птицы? Да нет, они вертят головами, шевелятся. У ближних косачей видны отчётливо даже глаза. М – да – а – а! Что же это такое? Сказать кому, не поверят».

Я уже рядом – тысячи глаз наблюдают за маленьким тщедушным охотником и не боятся меня! Поднимаю лыжные палки, прикладываю к плечу, как ружьё, якобы прицеливаясь:

– Пах! Пах! Пах!

Хоть бы что! Мне по – настоящему становится страшно:

– «Почему они меня не боятся? А-а —а! Понял! Это маленькие черти, навьи, нежити слетелись со всей округи! А вдруг они сейчас все разом слетят на меня? Вон, у Шестаковых один только петух, а никого не боится. Кидается драться даже на взрослых. А Польку Зыкину так гнал со двора, что всю фуфайку со спины порвал. Ой! Растерзают они меня сейчас, расклюют!»

А тишина, как назло, неимоверная, никого вокруг, даже лая собак в деревне не слышно. Только белое безмолвие, да тысячи огромных чёрных чертей – птиц окружают меня. Струхнув не на шутку, отступаю медленно, приготовив палки для защиты, и всё время оглядываюсь.

Так и не пропустили меня в это утро непонятные птицы к заячьим петлям!

Уже в апреле, когда снег стаял более чем наполовину, пошёл проверять последний раз петли на зайцев. Подхожу к тому месту, где должна была стоять давно потерянная короткая медная петля и вздрагиваю – огромный заяц стоит в осиннике на задних ногах и смотрит угрожающе на меня. Притом, глаза выпучены и зубы оскалены! Жутко мне стало. Заяц стоит на двух ногах, как человек, чуть покачивается, не бежит от меня, а молча, поджидает! Я струхнул не на шутку, волосы стали дыбом! В голове мелькнуло:

– Чур, чур, меня! Господи, что это? Точно! Это дьявол, леший или чёрт в образе зайца! Бежать немедленно отсюда!

Жуткое зрелище! Большой заяц растянулся во весь рост в осиннике и, вытянувшись, как бы прислушивается к чему – то. Я понял – он не пускает больше меня в этот густой молодой осинник, где я выловил уже несколько его родичей. Больше я не ходил туда. Здорово напугал он меня!

В декабре, когда уже во всю завывала пурга и длинная, долгая ночь сменялась коротким зимним днём, отчим крепко простудился. Перед этим Пастухов где – то крепко выпил и уже затемно поплёлся домой. Серый дневной свет лишь на пять – шесть часов приоткрывал засыпанную снегом глухую сибирскую деревню. Темно. Пастухов, еле переставляя ноги, заблудился, свалился в огромный сугроб, где его окончательно засыпало и лишь на утро нашли и откопали. Уже позже, через год, он всё вспомнил и рассказал, как было:

– Иду, задыхаюсь. Метель прямо сечёт в глаза. В голове сверкают молнии. И вдруг вижу явственно – рядом возникли черти! Их было много! Они толпились передо мной, визжали своими свиными рылами, копытами били по ногам, волосяными руками, когтями рвали мою шубу, хлестали хвостами, наклонялись и швыряли снег в глаза! Я – то, вы знаете, искренне верю в Бога. А тут, как увидел чертей, понял, что это неспроста! Отрезвел мгновенно и понял, что если сейчас от них не уйду – будет конец! Оглянулся – как назло ни души! Ни дороги, ни одной избы не видно, ни светы, ни дыма из печных труб, и вообще ничего не видно! Где я – не пойму! Только чернота, метель, визг, да черти толкаются, обезумели совсем. Закружили, заворожили меня, насильно подвели к обрыву и хором хрюкают, визжат: «Бросайся!»

Сопротивляюсь, думаю:

«Да что это со мной? Это же конец!»

Вспомнил в последний момент, что надо перекрестить чертей! Успел сделать только пол креста. Их сатана кричит:

– «Не дайте ему перекреститься!»

Как навалились они все на мою руку! Не дали до конца их перекрестить. Столкнули меня в глинище, и давай щекотать, валять в снегу!»

Только днём подобрали замёрзшего отчима и еле оттёрли, отходили, но он простудил лёгкие не на шутку!

Уже совсем перед Новым годом заплаканная мать привела нас с Шуркой в больницу:

– Отец хочет с вами проститься – умирает.

На больничной койке лежал, задыхаясь, отчим. Его было не узнать! За три недели болезнь превратила цветущего мужчину в настоящего покойника. Отчим осунулся, был небрит, провалившиеся глаза лихорадочно блестели, он хрипел и стонал. Стало жалко Филиппа Васильевича, и я заплакал. Мать тоже заливалась слезами, а Шурка угрюмо молчал. Мы стали на колени перед кроватью и, плача, прошептали:

– Простите за всё нас, Филипп Васильевич!

Отчим перекрестил нас и тихо, тоже плача, ответил:

– Бог простит!

Наутро мать увезла его в Пихтовку, надеясь в районной больнице спасти или хотя бы облегчить страдания.

Уже поздно. Мать кричит:

– Колька! Сколько можно читать? Гасите лампу! Спите!

Тушим свет, фитиль ещё долго коптит и пахнет керосином и гарью. Бежим по очереди к ведру пописать. Я первый пулей залетаю на печку, косясь на заиндевевшие светлые окна – на дворе полнолуние. Но вроде какая – то тень прошла в окнах. Я закрываюсь с головой и взвизгиваю Шурке:

– Кто – то заглянул в окно!

Шурке тоже страшно и он также залезает с головой под тулуп, хохоча и пугая в свою очередь меня:

– Слышишь? Кто – то ходит вокруг избы! Скрип слышишь?

Робко выглядываем одним носом из – под старой дохи. Нам кажется, что за окном ходит медведь:

– Скрип – скрип, ногой! Скрип – скрип, другой!

Начинаем прислушиваться к шорохам в трубе, за печкой, за окнами.

Сейчас, после двенадцати ночи, наступило сатанинское время – мы в этом уверены! Черти, ведьмы, лешие и водяные сейчас летают и ходят по селу, а домовые их не пускают в трубу, если они любят хозяина. Затем, немного успокаиваясь, начинаем с Шуркой нашёптывать, фантазировать.

Белый лунный свет залил все окрестности Вдовино. Тишина, как в гробу! Между деревьями перебегают, направляясь к деревне, зайцы. Вот один подбегает к моей петле и, не замечая её, попадает в неё. Гадаем – сколько зайцев попадётся в эту дивную лунную ночь. Наконец, засыпаем.

Случилось это давно. Мы с братом учились в Пихтовской средней школы (я – в восьмом классе, он – в девятом) Новосибирской области и жили на квартире. До областного города – почти 200 километров, и до родного села Вдовино в верховьях речки Шегарки ещё ровно 50. Летом дорог почти не было – вода, грязь, болото и все грузы в верхние сёла Шегарки завозили в основном по зимнику. В районном селе, коим являлась Пихтовка, училось много ребят и девчат из десятка сёл вдоль реки, т.к. там были только школы – семилетки. Жить на квартире вчетвером (были ещё два парня с Пономарёвки – Муковкин и Пирогов) в тесной комнатушке с хозяевами (муж, жена) было очень тяжко и неудобно. Никаких письменных столов у нас не было, как сейчас у школьников (писали, читали на корточках, спали все четверо вповалку прямо на полу на телогрейках рядом с хозяйской койкой и т. д.). Мы с нетерпением ждали зимних каникул, чтобы пойти в своё село и насладиться долгожданным отдыхом. Чем ближе Новый год, тем нетерпеливее мы становились – считали дни и часы.