Наталья Лазарева - Нелегалка-2-2015. 2014-2015-2016

К родителям выбралась в конце октября. На выходных с Бертом остались сестра и невеста.

Мама и папа слушали печальный рассказ.

– Мама, я не смогу к вам приезжать. Если получится вот так, на выходных.

– Что делать…

В электричке прикидывала, как ездить к родителям. Просить дочку, работающую за двоих, и посещающую брата, жертвовать редкими выходными? Дома ждал сюрприз. Дочка сломала ногу. Я позвонила маме: «Не знаю, когда теперь к вам приеду. Держитесь» – «А мы что, мы ничего. Продукты есть, дома тепло».

Илья Муромец лежал на печи 33 года. Мой байкер лежал на спине 33 дня. Врачи говорили, что это на полгода, не меньше. Ходить сможет года через два.

Чтобы не образовалось пролежней, Надя купила спрей и сразу предупредила: «Это лекарство для животных. Моя подруга, ветеринар, сказала, что для людей – лучше, чем какое-либо другое». Я не спорила. Надя – медик, пусть и не работает по специальности.

Спрей был ярко бирюзовый. Друзья стали в шутку называть сына Аватаром. Лечащий врач на обходе чуть в обморок не упал, попросил показать баллончик. Почитал и накинулся на меня: «Это – для животных! Что Вы тут самодеятельность разводите?!» Я сурово ответила: «Собаке – собачьи средства!» Врач обалдел: «Собаке?» – «Мой сын родился в год Собаки, так что лекарство как раз для него!» Берт не спорил, он доверял своей девушке целиком и полностью. И спрей оказался отличным, потом к нам записать название многие подходили.

На тридцать четвёртый день я вошла в палату и увидела, что сын лежит на боку. Мне стало плохо: «Кто тебя перевернул?! Нельзя же!»

Важную операцию на скрепление костей таза (четыре перелома) откладывали, потому что у Берта держалась температура. Только вчера я сходила с ума, потому что сын трясся в ознобе, не смотря на показания градусника в 39,5. Его руки были ледяными, он стонал: «Мам, мне холодно, согрей меня…» Уколы и капельницы не помогали. Пневмония. Я сложила на него все одеяла, подушки (привезла из дома 4 штуки), пальто. Обернула его кисти шерстяной шалью. Пристроилась рядом, дыша на холодные пальцы. Маша сказала, что это – сердце. Не справляется. А сегодня он лежат на боку.

– Мам, оставь. Я сам повернулся. Хочу хоть немного побыть в другой позе. Не представляешь, как это здорово…

Ещё через неделю он сел. Ходить не мог. Множественные переломы: шейка бедра, кости, колени, пальцы, начисто срезанная левая пятка, сотрясение мозга, ушиб позвоночника.

Это тоже было утром. Я вошла – он сидит: «Надя обещала, что забежит утром. Представляешь, она войдёт – а я сижу!» Надя пришла в обед. Он уже спал. Но, как только услышал её голос, открыл глаза: «Выйди на минуту!»

Он сел. Она вошла. Они обнялись и заплакали. Я ушла на лестницу к операционной и тоже разревелась. Сын ни разу не увидел моих слёз. Плакала всегда на той же лестнице. Потом спускалась в приёмное отделение, умывалась в туалете, покупала в буфете мороженое и приносила ему.

Едва привыкнув к сидячему положению, сын пересел на инвалидную коляску. Раскатывал по больнице, отталкиваясь костылём, который держал в правой руке, и пел: «На маленьком плоту!..» Врачи ругались, сёстры хохотали.

Коляску на прокат дала Катя. С ней мы вместе учились в универе. Сейчас Екатерина Алексеева работает заместителем директора по воспитательной работе в школе для детей с ограниченными возможностями – ГБОУ «Центр «Динамика». Разрешение взять коляску из резерва дали директор и руководитель службы адаптивной физической культуры. А Катя обратилась к нашим бывшим однокурсникам, и собрала денег на костыли и другие нужды.

В Динамике я несколько раз проводила выставки и мастер-классы, дарила картины для оформления школы. Катя звала меня работать, но я всегда отказывалась. Столько боли… Родителям таких детишек при жизни памятники ставить надо.

Катя не раз предлагала, что приедет в больницу, но я отказалась с ней встречаться: «Катюха, я такая убитая, страшная, безрадостная. Не хочу, чтобы меня хоть кто-то видел в таком состоянии. Извини. Потом, всё потом…»

Я не выношу, когда люди видят, что мне плохо. На всех фотографиях я сияю улыбкой. Если улыбки нет – дело плохо, значит, сил нет сохранять лицо, хотя фотографироваться зачем-то пришлось.

Кто-то ещё присылал мне деньги через интернет, не назвавшись. Всем спасибо.

Берта выписали во второй половине ноября. Дома стояла специальная кровать. Когда моя подруга Галя сломала руку и спину, ей, как инвалиду, выдали эту кровать. Но бумажная волокита длилась полгода, и когда кровать привезли, Галя уже ходила. Кровать она отдала нам.

На самом деле, я никому не рассказывала, что у меня случилось. Вернее, рассказала нескольким подругам, проверенным временем. Молчать о таком нельзя, надо выговариваться, поплакать ели не на плече, так хоть в трубку. Ирка-психологиня выручала, ей доставалось больше всего моих стенаний. Одна бывшая подруга, с которой когда-то работали вместе, перед описываемыми событиями звала в гости. Я позвонила ей, объяснив, почему не приеду. Она перестала со мной общаться. Быстро закруглила разговор и больше на звонки не отвечала. Поэтому слушали меня Ира, Катя (ей я позвонила узнать насчёт коляски), Галя и Марина. С Мариной мы общаемся с училища, с 14 лет, не раз выручали друг друга кое в чём. А с Галей Горошко я познакомилась в 1999 году, в редакции благотворительной газеты «Русский инвалид». В редакцию попала случайно, зашла за компанию, и осталась надолго, став безгонорарным корреспондентом. И из Сицилии, в первый и второй заезды, присылала материалы, которые главный редактор «Русского инвалида», Геннадий Васильевич Дягилев, одобрял и ставил в готовящиеся номера. Всю вёрстку и дизайн делает Галя. Мы созваниваемся часто. Вернее, общаемся по скайпу. Но это я отвлеклась. Продолжу о больнице.

Перед тем, как мы с сыном покинули палату, я сделала подарки всему персоналу, от врачей до уборщиц, и некоторым больным. На осень у меня было запланировано несколько выставок. И на зиму тоже, но я уже ничего не хотела. Работы отдавала легко, с радостью. Только одна санитарка не получила ничего. Она напрасно ходила за мной по отделению, восхищаясь картинами. Я, что называется, в упор её не увидела.

Однажды сыну надо было поправить матрас, но я не могла справиться без помощи, ребёночек занимался боксом и весил почти сто кило. Я обратилась к этой санитарке. Она вошла за мной в палату и тут же удалилась, бросив небрежное: «Сами разбирайтесь!» Я снова отправилась на поиски помощников, и задача была решена. Та санитарка ни разу не откликнулась ни на одну мою просьбу. Вторая, заступая на смену, сразу бежала ко мне (я ей не платила), спрашивая, не надо ли чего, и говорила, что второй раз за несколько лет видит, чтобы за несчастным вот так ухаживали, не отходя ни на шаг. А что я ещё могла сделать? Были бы деньги, перевела бы в платное отделение, с качественным профессиональным уходом.